Командующий армиями группы «Ц», которые были расположены прямо против линии Мажино, генерал–полковник фон Лееб был признанным авторитетом в области обороны и автором ряда работ, посвященных ведению оборонительных действий; эти работы считались классическими и пользовались мировой известностью; таковыми они остаются и до сих пор. Лееб был искренне верующим католиком, церковным человеком, открыто посещавшим храм вместе со всей семьей; поэтому неудивительно, что нацисты смотрели на него с недоверием и подозрением. С годами его неприятие нацизма еще больше усилилось. Он был простым и прямым человеком, бескомпромиссным в принципиальных вопросах; его отношения с нацистами достигли самой низкой точки, когда он, будучи тогда командующим округом в Касселе, не пришел на выступление Альфреда Розенберга, главного нацистского теоретика, известного своими антихристианскими взглядами. Не пришел Лееб и на обед, который после этого выступления давался в честь Розенберга; это было тем более вызывающе заметным, что по своему положению в обществе и занимаемой должности он обязан был посещать мероприятия такого рода. Неудивительно, что его фамилия была в самом верху списка генералов, которые были уволены с воинской службы в феврале 1938 года. Однако, когда началась война, игнорировать столь авторитетного специалиста сочли слишком накладным. Соответственно, Лееба направили командовать оборонительными действиями на Западном фронте. После перегруппировки немецких войск по окончании польской кампании Лееб был использован в качестве специалиста по обороне – он был назначен командующим группой армий «Ц». Как только Лееб узнал о планах Гитлера осуществить наступление на Западе, он вместе со своим начальником штаба генералом фон Шеденштерном стал делать все, что было в его силах, чтобы эти планы не осуществились. В результате появился документ, озаглавленный «Меморандум о перспективах и последствиях нападения на Францию и Англию с нарушением нейтралитета Голландии, Бельгии и Люксембурга». 11 октября 1939 года меморандум был доставлен Браухичу; одна копия его была направлена Гальдеру, а другая – коллеге Лееба, командующему группой армий «Б» генерал–полковнику фон Боку. Рундштедт в то время еще не появился на Западном фронте; он прибыл туда спустя две недели.
В меморандуме анализировались военные, политические и экономические факторы в связи с намечавшимся наступлением и на этой основе делался однозначно отрицательный вывод о перспективах его успеха. Как и подобает подобного рода документам, в нем были выделены соображения практического характера, однако редко когда в аналогичном документе столь много внимания уделялось моральным соображениям. Лееб подверг уничтожающей критике планы нападения на нейтральную Бельгию после того, как всего несколько недель назад германское правительство торжественно обещало уважать ее нейтралитет. Даже «силовое решение» польской проблемы не пользовалось поддержкой немецкого народа, в том числе и Лееба лично, хотя значение своего мнения он ничуть не преувеличивал. Лееб подчеркивал резкий контраст между народным настроем в 1914 году, когда большинство немцев выражало готовность бороться за обеспечение национальных интересов, и в 1939–м, когда все выглядело совершенно по–другому. В заключение он предлагал, чтобы Германия с военной точки зрения заняла выжидательную позицию. Ведь страна обладает достаточно внушительными вооруженными силами, чтобы не допустить навязывания ей откровенно невыгодного и несправедливого мира. Поскольку приготовления к наступлению продолжались, Лееб направил 31 октября еще одно письмо Браухичу. Он подчеркивал, что поскольку вся нация жаждет мира, то, если Гитлер заключит мир на «полуприемлемых» условиях, это будет воспринято не как признак слабости, а как готовность считаться с политическими реалиями настоящего момента и нынешнего соотношения сил и будет положительно воспринято в Германии. Характерным для Лееба было заключительное предложение в этом письме: «В наступающие дни я готов быть рядом с вами и лично участвовать в выполнении любого решения, которое будет сочтено необходимым».
Бок и Рундштедт выразили свое отрицательное отношение к наступлению на Западе в меморандумах, датированных, соответственно, 12 и 31 октября 1939 года. Это показывало, что с точки зрения военной оценки наступления они полностью были солидарны с Леебом. Однако в написанных ими документах, в отличие от меморандума Лееба, практически не было приведено никаких политических или моральных соображений в связи с рассматриваемой проблемой. Так, в самом начале своего меморандума Рундштедт специально подчеркивал, что он не рассматривает политические аспекты вопроса, «как не относящиеся к компетенции солдата».
Рундштедт явно не относился к тем военным, которые страдали «комплексом Бека», то есть, попросту говоря, «излишней» совестливостью. Именно это привлекало Гитлера в Рундштедте; по этой причине он был единственным, не считая Кейтеля, военным, имевшим в 1939 году ранг генерал–полковника, который сумел оставаться на том или ином высоком посту практически до самого конца войны. И хотя нацистский диктатор высказывал пожелания, чтобы тот был «более уступчивым» в военных вопросах, он в то же время высоко ценил его за то, что тот был «настоящим солдатом, которого не интересует политика». Что касается Бока, то это был типичный представитель прусской военной касты, воплощавший две характерные отрицательные ее черты: твердолобость и ограниченность в сочетании с узостью мышления и видения проблем. Поэтому в своем меморандуме ему и делать было не надо никаких оговорок, наподобие той, которую сделал Рундштедт; никакие вопросы, кроме чисто военных, его вообще не интересовали.
Лееб очень хорошо знал Браухича и ясно отдавал себе отчет, что тот никогда не предпримет действий, заручившись поддержкой лишь одного человека. Только в случае единого мнения командующих группами армий Западной группировки были надежды на то, что это сможет побудить Браухича к каким–либо действиям. Поэтому Лееб попросил Шеденстерна организовать его встречу с Боком и Рундштедтом в ставке командования последнего в Кобленце 9 ноября 1939 года. Эта встреча сыграла свою роль в те суматошные дни, полные неуверенности и нерешительности, которые последовали за пиком развития обстановки, пришедшимся на 5 ноября 1939 года. Она также была «лебединой песней» Вильгельма фон Лееба в его попытках побудить Браухича оказать противодействие политике Гитлера на Западе.
Накануне решения
К концу октября 1939 года Гальдер уже имел в своем распоряжении основные факты, позволявшие сделать общий вывод об отношении командующих групп армий Западной группировки к планам переворота. Прочитав 1 ноября меморандум Рундштедта, Гальдер с очевидным разочарованием записал в своем дневнике: «Ничего положительного».
Очевидно, Гальдер надеялся, что Рундштедт будет добиваться от Браухича срочного и более активного вмешательства в ситуацию, чтобы не допустить осуществления планов Гитлера. Однако реальность на тот момент была такова, что Гальдер не мог рассчитывать на сколько–нибудь активную поддержку со стороны командующих Западной группировкой. Письмо Лееба было направлено Браухичу 31 октября 1939 года, и в тот день Гальдер еще о нем не знал. Действуя в рамках поставленных перед собой задач, Гальдер попытался заручиться поддержкой в другом месте. Внутри Германии располагалась так называемая Армия внутреннего резерва; именно в ней проходили подготовку и формировались те части, которые затем направлялись на фронт. Если бы Гальдеру, помимо уже упоминавшихся дивизий, дислоцированных к востоку от Эльбы, удалось использовать также и потенциал частей этой армии, расположенных внутри страны, то это значительно расширило бы для него возможности маневра, причем не только на данный момент, но и в более отдаленной перспективе – на тот случай, если бы Гитлер принял решение отменить наступление сейчас и перенести его на более поздний срок.
