Убежденность Гальдера в своей правоте придала ему решимости; он был готов действовать быстро и энергично, что в целом было нехарактерно для него в тот кризисный период. В то время как Браухич в течение всего 4 ноября готовил себя к тому, чтобы пережить и перетерпеть наступавший кошмар, Гальдер, проявляя волевой настрой, предпринимал все усилия для того, чтобы попытаться сорвать планы нацистского фюрера. Штюльпнагель, который, скорее всего, доложил утром 4 ноября Гальдеру о предпринятых за эти дни шагах, получил поручение сообщить Беку и Герделеру, чтобы те были в полной готовности к тому, чтобы приступить к выполнению возложенных на них обязанностей; Штюльпнагель благоразумно перепоручил это Гроскурту. Вагнер был направлен к Шахту, чтобы также предупредить того о готовности; в качестве предлога для этой встречи была использована необходимость получить консультации относительно возможных валютно–финансовых проблем в случае оккупации Бельгии. Остер, контакта с которым Гальдер старался обычно избегать, на этот раз был специально вызван в Цоссен; Гальдер попросил его «извлечь из запасников» подготовленный им план переворота в 1938 году и изучить, что можно будет использовать сейчас. Для этого Гальдер попросил его встретиться со Штюльпнагелем и сверить старый план с теми разработками, которые уже имелись у заместителя Гальдера. Встреча Остера и Штюльпнагеля состоялась сразу после беседы первого с Гальдером. Уезжая из Цоссена, Остер был под впечатлением той решимости, которую продемонстрировали оба генерала; он видел, что ведется подготовка к действительно серьезным действиям. Штюльпнагель сообщил ему о танковом корпусе, который должен был войти в город, и озвучил имя генерала, который этим корпусом командовал. Гальдер, прощаясь с Остером, находился в приподнятом расположении духа; когда он провожал Остера до двери, тот искренне пожелал ему принять «великое решение со всей силой и твердостью»; при этих словах он увидел, что на глаза Гальдера навернулись слезы.
Убедившись, что Гальдер настроен действовать, участники оппозиции передали ему документ, который был их главным «боевым зарядом» и который должен был сыграть, по расчетам оппозиции, решающую роль в том, чтобы Гальдер наконец отдал приказ о начале переворота. За два дня до этого Остер, Донаньи и Гизевиус позвонили генералу Томасу, чтобы посоветоваться с ним, что могло бы побудить начальника штаба сухопутных сил к решительным действиям. Томас в ходе беседы обрисовал самые мрачные перспективы вовлечения Германии в крупномасштабную войну с чисто экономической точки зрения. Было всесторонне обсуждено, как все это подать таким образом, чтобы оказать максимальное воздействие на Гальдера. В конце концов решили, что Донаньи и Гизевиус изложат все аргументы в форме политической записки, которая и станет «последним снарядом в бумажном артобстреле Гальдера». Поскольку Томас по своим служебным обязанностям часто встречался с Гальдером, было решено, что именно он передаст этот документ, ибо его визит ни у кого не вызовет подозрений; в ходе беседы он собирался подкрепить аргументы, изложенные в записке, своими собственными соображениями и выкладками экономического характера.
На следующее утро Донаньи и Гизевиус, встретившись дома у последнего, разработали и составили документ, главный акцент в котором был сделан на то, что наступление на Западе приведет войну к такой точке, откуда пути к отступлению уже не будет, и события начнут развиваться необратимо с катастрофическими для Германии последствиями. В настоящий момент, подчеркивалось в записке, дорога к миру еще открыта. Попытка воспользоваться этой возможностью была сделана через Ватикан, и первые поступающие сообщения являются обнадеживающими. Союзники однозначно выступают за заключение мира с таким правительством Германии, которому можно было бы доверять. Встреча Гальдера с Томасом состоялась 4 ноября 1939 года в 15.30. Начальник штаба сухопутных сил принял посетителя весьма радушно. В течение всего дня Гальдер занимался делами, связанными с попыткой захвата власти, которая должна была осуществиться на следующий день. Томас почувствовал, что пытается наставить на путь истинный того, кто и так уже на него стал. Передав Гальдеру подготовленный Донаньи и Гизевиусом документ, Томас со всей убедительностью и красноречием, на которые был способен, изложил все имевшиеся у него аргументы в пользу того довода, что нарушение Германией нейтралитета Бельгии, Голландии и Люксембурга вызовет такие ответные действия со стороны практически всего мира, что в конце концов это приведет к катастрофическим для Германии последствиям. Она не сможет получать железную руду из Швеции, медь – из Югославии, а также нефть и нефтепродукты из Румынии. Соединенные Штаты используют всю свою экономическую мощь, чтобы усугубить проблемы Германии. А для того чтобы удерживать контроль за побережьем Фландрии, Германии придется вести бесконечную войну. Потребности в снабжении всем необходимым у сухопутных сил будут огромными, и их невозможно будет удовлетворить, поскольку аналогичные потребности флота и военно–воздушных сил также резко возрастут. Гальдер слушал внимательно и благосклонно и, казалось, разделял точку зрения Томаса. Необходимо сделать все, сказал он, чтобы не допустить столь ужасающего и катастрофического развития событий. Чувствовалось, что он по–прежнему настроен решительно. К сожалению для Томаса, который был против попыток убийства Гитлера по религиозным и другим причинам, Гальдер затронул этот вопрос, причем подчеркнул, что именно его успешное осуществление было бы самым подходящим решением в данной обстановке.
Мысль о том, чтобы убить Гитлера и таким путем разом разрубить гордиев узел и решить целый ряд проблем, становилась все более привлекательной для оппозиции по мере того, как к концу октября 1939 года в ее рядах усиливались пессимистические настроения, а некоторые из ее членов были близки к отчаянию. Однако мнение многих по этому вопросу резко отличалось от точки зрения Гальдера. Начальник штаба сухопутных сил видел в убийстве Гитлера замену переворота. Он никогда не верил в то, что у переворота есть серьезные шансы на успех, и не хотел в этой связи брать на себя личную ответственность. Убийство Гитлера было для него другим вариантом действий, не связанным с переворотом. Хотя некоторые члены оппозиции также были согласны рассматривать возможность убийства Гитлера, они шли на это лишь потому, что не верили в возможность убедить Гальдера участвовать в перевороте, если в нем откажется участвовать Браухич. Для них это было в буквальном смысле слова последней возможностью попытаться изменить ситуацию, и чем отчаянней казалось положение, тем более они были готовы пойти на эту крайнюю меру. Подобный подход был характерен для Герделера, который в силу своего характера, религиозных чувств и морально–этических принципов до самого конца отказывался согласиться с таким вариантом действий. Как и Бек, Герделер был решительно настроен против того, чтобы нарушать одну из десяти заповедей; он не хотел строить новую Германию на основе политического убийства, оставляя эту практику своим врагам–нацистам. Однако временами и Герделер, в порыве отчаяния, кричал, что он готов сам совершить это убийство, и сделал бы это, если бы не именно ему было труднее всех это сделать, поскольку у него была наименьшая возможность, по сравнению с другими, подойти на достаточно близкое расстояние к тирану
[133]
.
