Предчувствие катастрофы, которая либо уже произошла, либо вот–вот произойдет, не покидало Гальдера, пока они вместе с трясущимся Браухичем проделывали обратный 30–километровый путь в Цоссен. Одна из угроз фюрера постоянно звучала в ушах начальника штаба ОКХ. Гитлер бросил в лицо Браухичу, что ему все известно о «духе Цоссена» и что он собирается сокрушить его. Поскольку Браухичу ничего не было известно о заговоре, для него эти слова явились очередным оскорблением из целого потока, выплеснутого ему на голову. Для Гальдера же это предупреждение имело вполне конкретный и зловещий смысл. Гитлер, сделал он вывод, узнал о заговоре и собирался послать верных ему людей, чтобы не допустить его и покончить с заговорщиками. В этот момент Гальдер пожалел, что вчера они решили не вызывать войска для охраны ОКХ. В любой момент люди Гейдриха могут быть в Цоссене, если они уже не там. Это предположение напрочь вычеркнуло из его головы любую мысль о попытке переворота. Сейчас он был лишь озабочен тем, чтобы уничтожить любые свидетельства, на основании которых можно было бы выдвинуть обвинение в заговоре с целью свержения режима.
Из дневниковых записей Гроскурта, сделанных в волнении и спешке, можно получить более или менее верное представление о происходившем. Если бы эти дневники не были обнаружены, мы, возможно, так бы и не узнали столь подробно о событиях этого дня, довольствуясь лишь отрывочными фрагментами из других источников. Записи в служебном дневнике Гроскурта более красноречиво свидетельствуют о том, что ему пришлось вынести и пережить в те дни, чем записи в его личном дневнике; к тому же служебные записи дают довольно полную временную канву происходившего.
Ровно в полдень Гроскурт сделал короткую, но емкую по смысловому значению запись: «Генерал–полковник фон Браухич у фюрера». Прошло три часа в невыносимо волнительном и нервном ожидании, прежде чем пришли убийственные новости о том, что произошло в рейхсканцелярии. Гальдер, вернувшись, первым делом вызвал к себе Штюльпнагеля; то паническое состояние, в котором находился Гальдер, подтверждается тем, что ему удалось поколебать этого смелого и обычно абсолютно невозмутимого генерала. Все следы заговора, потребовал начальник штаба ОКХ, должны быть полностью уничтожены. Штюльпнагель, в свою очередь, огорошил этой новостью Гроскурта, одновременно направив его к Гальдеру за получением указаний
[139]
.
Гроскурт обнаружил, что начальник штаба ОКХ находится в таком состоянии, что не способен воспринимать какие–либо аргументы со стороны окружающих. Приказ о наступлении отдан, и больше ничего нельзя сделать, чтобы противостоять этому. Все военные средства были использованы, но результата не дали, сказал Гальдер, имея, вероятно, в виду попытки военных убедить Гитлера пересмотреть свое мнение. Фюрер полностью подавил своих оппонентов среди военных, и больше сопротивляться некому. Армия и народ оказались разделены. Поэтому Гальдер собирается подчиниться приказу о наступлении. Последние слова Гальдера, сказанные в ходе этой встречи, воспроизведены в дневнике Гроскурта дословно и, очевидно, поразили его как гром. «В этой связи те силы, которые рассчитывали на нас, более не связаны обязательствами. Вы понимаете, что я имею в виду», – сказал Гальдер.
Гроскурт все понял! Вернувшись в комнату, где его ждала небольшая группа участников Сопротивления, он тяжело вздохнул: «Нам приказано все сжечь».
Планы захвата рейхсканцелярии и правительственных зданий, воззвания, подробные приказы о передвижении ждавших наготове танковых дивизий – все было сожжено. То же произошло и с документами, о которых говорится в дневниках, что они являются приложениями. Но некоторую часть документов Гроскурту удалось спасти, и именно благодаря им мы можем иметь хоть какое–то представление о деятельности оппозиции в те критические месяцы. Эцдорфу Гроскурт сказал, что его меморандум должен быть сохранен; так и произошло, за исключением последних пяти страниц, на которых излагался план переворота.
Нетрудно себе представить, что небольшие группы участников Сопротивления собирались то тут, то там в здании ОКХ, чтобы обсудить создавшееся положение. Они искали выход из ситуации, которая, как казалось, окончательно рушит все их планы. В 16.00 Гроскурт имел продолжительную встречу с Вагнером, в ходе которой они обсуждали все возможное и невозможное, чтобы заставить Гальдера вновь вернуться на тропу войны и начать действовать. Единственная возможность добиться этого, по их мнению, состояла в том, чтобы организовать «общее давление» на Гальдера; для этих целей они хотели привлечь Бека, Герделера и Шахта. Именно с таким решительным настроем отправился Гроскурт на новую встречу с Гальдером, которая состоялась в 17.00.
К этому времени начальник штаба ОКХ в значительной степени уже взял себя в руки и был в состоянии рассуждать здраво. Люди в черном так и не появились, и, судя по всему, Гитлер не отдавал приказа о немедленном захвате Цоссена. По мере того как опасения «контрпереворота» ослабевали, мысли о перевороте постепенно возвращались, и Гальдер был вновь готов обсуждать эту тему. Представляется также, что, пока Гроскурт и Вагнер обсуждали сложившуюся обстановку, Гальдер еще раз встретился с Браухичем. Командующий сухопутными силами, которого увидевший после его возвращения из рейхсканцелярии Гроскурт охарактеризовал как «совершенно сломленного» и «никакого», также за это время пришел в себя, в значительной степени оправившись от того ужасного испытания, через которое ему пришлось пройти. Он теперь мог осмыслить происшедшее и даже ощутить досаду и некоторое возмущение за то безобразное отношение к нему, которое позволил себе Гитлер. Наступление, как он по–прежнему считал, стало бы катастрофой для Германии. Поэтому теперь он был готов сделать шаг, на который он не мог пойти раньше. Что бы ни случилось, он ничего не предпримет – н и ч е г о!
«Я не предприму ничего, – сказал он Гальдеру, – однако я не предприму ничего и в том случае, если кто–то что–то предпримет…»
[140]
Заявив об этом, Браухич сошел со сцены. Когда ровно через пять месяцев Гальдер показал ему «изменнические предложения», Браухич пригрозил арестовать того, кто их доставил в Цоссен.
