– В ящике, – сказал он. – Ящик от петард, под навесом. Куски лозы смотаны, не запутайте…
– Катя, возьми красный ящик…
– Марат… – прошептал старик, и я склонился над ним.
– Склянка. Где склянка?
Она стояла между бревнами, над горлышком струился белый дымок. Я поднял ее, нашел пробку, закрыл и показал ему.
– Что-то осталось?
– Да. Немного.
– Возьми с собой. Не разбей.
– Хорошо.
Я стал зачерпывать грязь из сломанного ящика и закидывать в бочонок. Катя приволокла петарды, неловко держа ношу одной рукой.
– Лучше я помогу Хохолку, – сказала она, передавая ящик Алексу.
Рыжая, Кирилл и Хохолок осторожно понесли Болотника. Я перемешал грязь и соляную глину в бочонке, прижал его к груди и поспешил следом, на ходу выдернув факел из щели между бревнами.
На пустоши, лежащей между лесом и заливом, осталась лишь пара аномалий, не исчезнувших вместе с остальными. В глубине среди деревьев тускло поблескивало пятно белого света.
Я вонзил факел в землю и присел на корточки, разглядывая уголек, похожий на короткий клык. Раскаленная сердцевина светилась, озаряя кружок обугленной земли.
В десятке шагов от леса мы положили следопыта на землю. Алекс поставил ящик рядом с принесенным мною бочонком.
– Возьмите мины, – прошептал Болотник. – Их пятнадцать. Прилепите к веткам, к стволам. Положите на землю. Растяните, насколько позволит лоза. Там длинные куски. Развесьте их полумесяцем.
– Чиво? – спросил Хохолок.
– Дугой, – пояснил я. – Выгнутой так, чтобы Мгла вошла в нее.
– Катя, Марат – соберите угольки, – продолжал старик. – Дюжину, больше не надо. После трех поганок их должно быть много…
Вот один. – Я показал на артефакт под ногами. – Что с ними делать?
Бросайте в бочонок. Снимите свои повязки. Марат, когда наберется полтора десятка, вылей толченый наст из склянки. Угольки охладятся, смесь будет застывать. Надо успеть намазать раны, потом она схватится. Давайте.
Под растущим неподалеку кустом алело пятнышко света, Катя побежала к нему. Хохолок недоуменно сказал:
– Э, погодь… А как их брать-то, они ж горячие? Рыжая на ходу повернулась, показала доску, отломанную от ящика с минами.
И вдруг упала.
Сказав наемнику: «Ищи угольки», – я бросился к ней. Катя лежала на боку, постанывая, пыталась встать.
– Что? – Я опустился на колени рядом.
– Рука… – просипела она. – Разболелась… еще на плоту, когда подплывали… Теперь совсем плохо.
Я поднял ее и отнес назад. Анчар стоял на том же месте, Кирилл рыскал вокруг, вооружившись обломком доски. Посадив Катю возле следопыта, я побежал обратно к кусту.
Мы нашли четырнадцать угольков, и когда бросили их в бочонок, смесь соляной глины и грязи зашипела. Артефакты просвечивали сквозь нее, похожие на огненный янтарь. Я вылил остатки толченого наста из склянки, от бочонка пошел холодный воздух, угольки начали гаснуть. Палкой я стал мешать вязкую массу, не позволяя ей застыть. Рядом вскрикнула Катя: Хохолок держал ее за плечи, Кирилл срезал лубок с руки.
Анчар, все это время стоявший неподвижно, повернулся и сказал:
– Шум в лесу. Кто-то приближается. Там дальше я вижу слизистый пузырь.
Когда я отбросил палку, Болотник прошептал:
– Рукой. Мажь рукой.
– Поверх этой корки?
– Да. Смесь ее растворит, потом опять схватится. Смотри, чтобы на рану попало несколько угольков.
Содержимое бочонка казалось ледяным, от одного прикосновения к нему пробрала дрожь. На долю следопыта пришлось четыре или пять артефактов; к тому времени, как я закончил, масса на его груди уже застывала, да и та, что находилась в бочонке, стала гуще. Я потряс заиндевевшей кистью, подул на нее и повернулся к Кате. Кирилл с Хохолком растерянно сидели рядом, женщина лежала на спине, зрачки ее закатились – потеряла сознание от боли. Я намазал сломанную руку, использовав четыре уголька, и позвал:
– Анчар!
Разорвав штанину, кое-как стянул с себя ботинок, облепил ступню смесью с тремя угольками, вновь нацепил его, пока мазь не застыла. По ноге пошел сильный холод, мышцы задрожали сами собой… и боль ушла.
– А у меня нет ран, – объявил Алекс, невесело улыбаясь. – Только царапины да синяки, да в колене тянет, а так цел я. Счастливчик, твою мать…
Болотник вдруг сел.
– Тебе нельзя… – начал я, но он вцепился в плечо Алекса и приподнялся.
– Теперь в порядке. Мгла близко, надо идти.
– Здесь рядом остался слизистый пузырь. Анчар говорит, его видно отсюда…
– Хохолок, Алекс, давайте к нему, – велел следопыт. – Возьмите ящик.
– Командор, надо намазать твою ногу, – сказал я. – Пока еще есть время. Осталась пара угольков…
Раздалось тяжелое дыхание, я поднял голову – он стоял надо мной. Лицо подергивалось, подбородок дрожал.
– Я не нуждаюсь в аномальной отраве, – хрипло произнес Анчар.
– Это еще что за чушь? – удивился я. – Ты ранен, еле ходишь. Сейчас не чувствуешь боли, потому что Болотник обработал рану, но еще немного, и ногу придется отнимать. Это угольки и толченый наст, они помогут…
– Будь проклята ваша Зона! – рявкнул он, наклоняясь. Лицо исказилась, и я схватился за топор. Казалось, лишь неимоверное усилие воли помогло Командору не вцепиться мне в глотку. Он выпрямился и развернулся, как на плацу, зашагал к лесу. Хохолок, сжимая под мышкой ящик с миной, уже вел туда Болотника, с другой стороны следопыта поддерживал Алекс.
– Что с ним? – спросил Кирилл растерянно.
У него в глазу сборка, – сказал я.
– Что?
– В глазнице Анчара сборка, конструкция из артефактов. У тебя рана на ноге? Давай, осталась пара угольков…
Он задрал штанину и ножом срезал засохшую повязку.
– Наемник… – Катя пришла в себя и приподнялась, глядя на меня. – Что ты сказал про сборку?
Намазывая рану Кирилла, я кивнул на Анчара, который вслед за остальными входил в лес.
– У Командора она вместо левого глаза. Спрятана под объективом.
– Зачем?
– Наверное, с ее помощью механический глаз соединен с мозгом. Я не знаю точно, в одном уверен: из-за сборки у него и разжижаются мозги.
Катя оглядела руку, покрытую застывшей смесью от локтя до запястья.
– Почти не болит, – сказала она, покачав головой. – Но ощущения не такие, как раньше, когда Болотник…
– Потому что это другое. – Закончив с Кириллом, я вскочил, заглянул в бочонок и ногой отшвырнул его. – Наст только убирает боль, а угольки лечат. Твоя кость срастется за неделю. Идем!
