– Черт, где же выключатель? – Я ковыляю к лестнице и, больно наткнувшись на нее локтями, прикусываю язык, чтобы не выругаться.
И вдруг, словно в ответ, над головой загорается свет. Он исходит от флуоресцентной панели на потолке и такой тусклый, что видно только на расстоянии вытянутой руки.
Судя по всему, мы стоим в конце коридора – дальше все теряется в темноте.
Застыв на месте, мы, моргая, смотрим на свет.
– Ты его включила? – спрашиваю я, хотя она стоит посреди коридора и рядом с ней нет ни одного выключателя.
Она качает головой. В тусклом свете лампы она выглядит еще бледнее, чем при дневном свете.
– Такое чувство, что тебя кто-то услышал.
Свет мигает – на мгновение мы оказываемся в темноте – и снова медленно загорается. Я разворачиваюсь и снова ищу выключатель, но она находит его первой. Когда я к ней подхожу, она стоит у другой стены и смотрит на выключатель.
– Он выключен, – шепчет она и смотрит на меня, широко раскрыв глаза.
Тусклый свет мигает.
– Но как…
Девушка вдруг выпрямляется и пристально смотрит на свет. Я знаю этот взгляд: он означает, что Лилиан что-то задумала. Но она ведь не Лилиан, а ее копия. Она не настоящая.
– Если вы нас слышите, – говорит она медленно, – мигните светом три раза.
И как по приказу свет мигает один раз, второй… Мы молча ждем. Я задерживаю дыхание… И тут он мигает в третий раз, и у меня сердце уходит в пятки.
– Один раз – «да», два – «нет». – У меня пересохло во рту, и я с трудом сглатываю. – Вы хотите нам навредить?
Свет мигает два раза – «нет».
– Предупредить?
Секундная задержка, и свет мигает три раза. Что это значит – может быть?
– Сказать нам что-то?
«ДА».
– Где вы? Почему вы не показываетесь? Поговорите с нами!
Не верю я тем, кто не показывает свое лицо.
Свет горит ровно: у них нет ответа на этот вопрос. Я тру руками лицо.
– Вы можете выйти и поговорить с нами?
«Нет».
Я ловлю взгляд Лилиан. Она тоже на меня смотрит, бледная как никогда. Потом заговаривает, и ее голос эхом отдается от стен коридора.
– Вы показывали нам видения? Вели нас сюда?
«Да».
– Вы вернули цветок?
Тишина. «Да». «Нет».
Цветок? Какой еще цветок? Мне хочется спросить у нее, но она сосредоточенно смотрит на свет, ждет, когда он замигает.
– Не понимаю, – говорит Лилиан. – Вы его вернули, но… не вернули? Не целиком?
«Да».
– А вы можете… – Она мотает головой и переформулирует вопрос: – Вы можете показаться нам? У вас есть телесная форма?
Долгая тишина, и потом свет мигает два раза – «нет».
Ее голос падает до шепота.
– Вы призраки?
«Нет».
Она делает медленный дрожащий вдох.
– Это вы меня вернули?
Свет мигает один раз. И мы оказываемся в кромешной тьме.
Я слышу, как она охает.
– Нет! Стойте, вернитесь! У меня есть вопросы… кто я такая? Зачем вы меня вернули? – Она бьет рукой по выключателю на стене, и загорается ровный и холодный свет. Она включает и выключает его, включает и выключает, и я вижу ее лицо в мигающем свете. – Пожалуйста… вернитесь!
В конце концов я оттаскиваю ее от выключателя. Она так сильно расстроена, что даже не замечает этого, а ведь я в первый раз касаюсь ее на несколько мгновений. Но потом она приходит в себя и отшатывается. Плечи у нее сгорблены.
– О чем ты говорила? Какой цветок?
Она выпрямляется.
– Твой дневник в мешке?
– Да, но…
Она снимает с меня мешок, расстегивает, раскидывает в стороны припасы и мои вещи. Металлический чехол с семейной фотографией, звякнув, падает на пол вместе с пайком и флягой. Она ищет дневник.
– Я положила сюда, между страницами, цветок с равнины. – Она перелистывает страницы и замирает, дойдя до конца. Цветка нет.
Она вновь, как безумная, листает блокнот, еще и еще раз, и ищет цветок.
– Он был здесь, я же знаю. – Она напугана, и у нее начинает дрожать голос.
– Цветок остался у реки, ты бросила его там, – осторожно говорю я. Она не помнит, да и откуда бы? Она ведь не Лилиан. – Он завял и раздавился, и ты его выбросила.
– Нет, – выдыхает девушка. Я вдруг понимаю, что это взволновало меня до глубины души – понять бы только смысл ее потрясения. – Они его вернули. Когда ты болел, они его вернули, создали точную копию – как и твою флягу. И они сделали это, чтобы я не сдавалась, чтобы напомнить мне, как сильно я… – Она задыхается и закрывает глаза. – Я тебе не говорила. Но я положила его сюда, чтобы сохранить, и он пропал.
Я тянусь за дневником, и она отдает его, выпустив из слабой руки, и смотрит куда-то мимо меня. Ее бросает в дрожь. Я тоже перелистываю страницы, но цветка не нахожу. Она ошибается, должно быть, эти создания подменили ей воспоминания. Но все же у меня неприятно скручивает живот, и неосознанно мне не хочется держать ее на расстоянии вытянутой руки. Она помнит, что я болел, что у меня есть дневник. И настоящая Лилиан на самом деле нашла цветок и положила его между страниц. Ее страх неподдельный.
Вдруг что-то привлекает мой взгляд, и у меня застывают руки. Я перелистываю несколько страниц. И там, едва заметный на фоне незаконченного стихотворения, которое я писал на Эйвоне, виднеется слабый отпечаток – и у него очертания цветка.
От расстройства она забывает, что боится моих прикосновений, и склоняется над блокнотом, обвив рукой мой рукав. У меня щемит сердце, и внезапно перехватывает дыхание. Эта ее привычка стала такой родной, что мне трудно сохранять самообладание.
Она снова забирает дневник и ставит его вертикально: мелкие прозрачные пылинки сыплются нам на руки, но я не смотрю ни на пылинки, ни на руки, ни на дневник – я смотрю на ее лицо. На нем ясно отражается каждая эмоция, губы подрагивают, ресницы закрывают ее взгляд.
– Они его воссоздали, но в то же время нет, – шепчет она. – Вещи, которые они создают, остаются лишь на время.
Меня будто окатили ледяной водой. Я понимаю. Возможно, страх или горе мешали мне осознать, возможно, я просто не успел понять, что все время было у меня перед глазами. Не знаю, как это возможно, не знаю, почему так случилось.
Но она – моя Лилиан. И я больше не потеряю ее снова.
Мы сидим в коридоре на полу и едим разделенный пополам паек, запивая водой из фляги. Передохнуть нужно не только Лилиан. У меня в голове мысли так быстро сменяют одна другую, что я ничего не понимаю. Но я знаю, что она – моя Лилиан и я не могу жить без нее. Мы рассматриваем флягу – ведь ее тоже воссоздали шепоты. Но она по-прежнему крепкая и настоящая, как в тот день, когда мы нашли ее. Цветок возник случайно. Он выполнил свое предназначение и исчез, потому что больше не нужен.
