- Что? - удивился я.
- Трупы зверей. И, может быть, людей. От всего этого идет дым. Темно-коричневый, почти черный, он жутко пахнет. И он стелется над землей, но не очень низко, а я будто иду к этим кострам сквозь него. Подхожу все ближе, понимаешь?
Я понюхал воздух - хотя понимал, что никакого дыма нет, что Аня просто пытается описать то, что творится в ее голове, - посмотрел в черное беззвездное небо, огляделся. Странные силуэты со всех сторон, портовые здания и старая техника в темноте напоминают останки какого-то фантастического оружия на другой планете. Под ногами хрустит мелкий мусор, растрескавшийся бетон порос мхом. Куда тебя занесло, Курортник? Думал ты, что когда-то в такие места попадешь? Припять позади, мы в порту, до ЧАЭС всего ничего…
- А в центре горит самый большой костер, - продолжала Аня. - От него идет такой тяжелый дым, плотный. Он не воняет, просто пахнет очень непривычно. Ужасно пахнет. И в нем что-то прячется. Проявляется и пропадает, какие-то тени, фигуры. - Она подняла руку, неуверенно коснулась пальцами лба. - Но ведь всего этого нет, на самом деле это только в моей голове.
- И кто сидит вокруг этого большого костра? Участники Осознания?
- Нет, - она покачала головой. - Ты не понял, Алексей. Костер и есть участники Осознания. Это их коллективный разум.
- А у них коллективный разум?
- Когда они лежат в коконах - да.
Я решил не спрашивать, что это еще за коконы, - не хотел забивать голову информацией, которая вряд ли пригодится в ближайшие несколько часов. И так слишком много всего навалилось - не продохнуть.
По краю площадки тянулась низкая ограда, монолитовцы перебрались через нее. Я обернулся: Лабус зажег фару и развернул ее к броне, танк стал островком тусклого света в озере темноты. От машины доносился едва слышный лязг, какой-то очень домашний, деловитый и спокойный. Вот человек занимается нормальным делом, чинит танк. А я что? Иду вслед за двумя психами на встречу с еще одним психом, боссом этих двух - то есть самым психованным из всей компании…
Я помог девушке перелезть через ограду и остановился по другую сторону. За площадкой начинался пологий склон, весь порт был как на ладони.
От погрузочного комплекса до берега его накрывала пелена сполохов.
- Какой зараженный участок, - прошептала Аня.
Двое впереди быстро спускались, Бугров махнул нам рукой.
- Идем. - Она опять взяла меня за руку.
Под склоном монолитовцы остановились, дождавшись нас, пошли дальше. Скорее всего, аномалии выполняли функцию минного поля, дополнительной защиты для Северова. Но безопасный маршрут был, и боец повел нас по нему - мимо контейнеров, брошенной техники, катушек с остатками кабелей и лежащих на асфальте частей башенного крана, напоминающих в полутьме обломки упавшей космической ракеты. Фонарей не включали, мерцание и вспышки аномалий освещали дорогу блеклыми сполохами. В темноте что-то урчало, потрескивало, иногда доносился скрип и приглушенное гудение - ночной порт жил своей тайной жизнью. С одного контейнера свешивалась почти разорванная напополам псевдоплоть, возле другого лежали два дохлых слепых пса, попавших, скорее всего, в трамплин и отброшенных сюда. Боец нырнул в узкий просвет между ребристыми стенами, мы гуськом пошли за ним, я пропустил Аню вперед. Чиркнул стволом висящей за спиной винтовки по железу - будто гвоздем по стеклу; резкий скрип разнесся, казалось, по всему порту, но идущие впереди даже не оглянулись.
За контейнерами начался пирс, посреди прибрежных зарослей на боку лежал остов баркаса, торчала сломанная мачта с остатками антенны. Дальше был залив и наполовину затонувшие корабли в нем.
Туч стало меньше, показалась полная луна, по воде протянулась серебристая дорожка. Легкие волны набегали на заваленный мусором берег. Из воды выступала бетонная плита с наполовину обнажившейся сеткой арматуры, рядом покачивалась весельная лодка, веревкой привязанная к прутьям.
Провожатый вошел в воду, подтолкнув лодку ближе к берегу, стал отвязывать. Бугров прыгнул на плиту, с нее - в лодку, сел. Забравшись на нос, я помог Ане. Сказал офицеру:
- Подвинься.
Перебирая руками вдоль борта, боец развернул посудину, залез на корму и показал направление.
Мы стали грести. Когда выплыли из-за плиты, взгляду открылась грузовая речная платформа с подъемным краном на корме.
- Нам туда, - сказал Бугров.
* * *
Бросив весло, офицер ухватился за лесенку между покрышками, примотанными к борту с помощью цепей. Бугров поднялся первым, потом залезли я и Аня, провожатый в это время привязал веревку.
Платформа завалилась набок, подошвы скользили по мокрой поверхности, пришлось цепляться за хлипкие перекладины ограждения. Внизу плескалась вода, набегала на сильно наклоненную палубу. Боец обогнал нас, провел вдоль надстройки с выбитыми окнами, из которой несло бензином, мимо крана, под кабиной крановщика. Длинная стрела стояла на шестерне поворотного механизма, круглое основание которого исчезало где-то в недрах платформы. Я ожидал, что в кабине будет сидеть снайпер, но там было пусто. Кажется, людей у профессора Северова - всего ничего. Трое, четверо… сколько бойцов его охраняет? А сколько их на стороне Кречета?
Мы вышли к корме, где стояла железная будка, провожатый зажег маленький фонарик, острый луч пропорол темноту. Дверь со скрежетом отворилась, Бугров стал спускаться по ржавой лестнице. Опять заскрипели петли. Лестница закончилась, мы вошли в темное помещение, Бугров посторонился, отступил куда-то вместе с бойцом. В темноте горели блеклые огоньки, слышались щелчки и шелест. Рядом клацнуло, загорелся свет.
Не слишком яркий - горели две сорокаваттные лампочки под потолком, - но я все равно заслонился рукой и прищурился.
На другом конце длинной комнаты в кресле на колесиках сидел худой старик, по сторонам застыли два монолитовца. Без шлемов, в иссиня-черных блестящих комбезах, будто из пластика. Стену за ними скрывал покосившийся стеллаж, там мерцали выпуклые мониторы, стояла большая радиостанция и принтер, по экрану осциллографа бежала, оставляя за собой тонкую волнистую линию, светящаяся точка. Мигали диоды, вращались бобины с магнитными лентами на панелях магнитофонов.
От стеллажа несколько проводов тянулись к тележке с кубом какого-то аппарата, дальше шел толстый кабель, взбирался по спинке кресла, примотанный скотчем. Изоляция на конце срезана, оттуда веером расходятся разноцветные провода, концы припаяны к тусклому металлическому кольцу, надетому на голову старика… то есть профессора Северова. Спереди на кольце закреплена планка с окуляром, закрывающим левый глаз. Вроде монитора БТС на шлемах Бугрова и Лабуса, но тут все куда более древнее, окуляр этот словно со старого бинокля свинтили.
Правый глаз человека в кресле показался мне неестественно белым, я пригляделся - так и есть, бельмо.
Профессор не пошевелился, когда зажегся свет, и не издал ни звука. Я оглянулся на Аню, на Бугрова, вставшего под дверью вместе с бойцом. Девушка исподлобья глядела на Северова, и одобрения в ее взгляде не было. Бугров застыл, даже глаза не бегали - будто отключился.
