На одном из склонов горы на опушке леса были установлены палатки, а перед домом четырех вахт, которые менялись каждые две недели, была устроена лужайка, засаженная специальными газонными травами.
Вместе с Дювелем и офицерами руководства Топп торжественно открыл лагерь отдыха «Тирпиц». Корабельный оркестр впервые играл в тот день на суше. На борту «Тирпица» и у островного причала была вывешена «памятка», в которой предусматривалось буквально все. Разрешалось приглашение офицеров и солдат вермахта, а также гражданских лиц немецкой национальности. Запрещалось рвать цветы и ломать ветки деревьев, охотиться и собирать яйца чаек, раскладывать костры и привозить с собой животных, вести с норвежцами торговлю и вообще допускать их на остров.
Продажа табака и алкоголя была регламентирована. Курение допускалось только в домиках. В случае объявления тревоги все должны были немедленно вернуться на корабль. Для этих целей наготове всегда стояли две моторные лодки. Если остров подвергнется бомбежке, все должны были воспользоваться укрытиями.
22 марта был день вермахта. Как и в прошлом году, шел сбор средств на так называемую зимнюю помощь. К концу его проведения один из активистов, вручая командиру собранные деньги, с гордостью доложил:
— Господин капитан, имеем честь передать вам от имени всей команды 81 000 марок на оказание зимней помощи. В прошлом году нам удалось собрать только 35 000 марок.
Когда Топп протянул руку, чтобы принять деньги, матрос добавил:
— Но мы выставляем условие. Вы должны отрастить бороду! — Топп от неожиданности вздрогнул. Затем пробурчал:
— Не возражаю.
После этого деньги он взял.
Когда месяцем позже командующий флотом адмирал Шнивинд
[29]
прибыл на борт «Тирпица», он не узнал капитана первого ранга Топпа, так как у того была роскошная борода. Топп, однако, бороду свою носил недолго, поскольку считал, что на борту корабля вполне достаточно и одной бороды — у гросс-адмирала Тирпица.
Примерно в это же время некоторые офицеры потихоньку открыли ночью дверь в каюту пастора Мюллера. Пастор спал столь крепко, что ничего не услышал. Когда же он проснулся, то увидел, что пропало несколько бутылок пива, а дверь-то была заперта! История окончилась громким смехом в кают-компании.
Подобные шутки не снижали серьезности восприятия войны, и боевая подготовка продолжала идти интенсивно, как и всегда. Часто, даже очень часто, объявлялась тревога. Экипаж получил распоряжение докладывать о любом подозрительном случае. Поэтому тревога иногда объявлялась из-за какой-нибудь оптической погрешности. Над такими «сверхбдительными» подшучивали, и они клялись, что впредь не пошевелят и пальцем, если даже у сетевых заграждений всплывет вражеская подводная лодка!
По вечерам свободные от вахты моряки слушали военные сводки или же просматривали недельное обозрение с театров военных действий. Одна победная реляция следовала за другой. В марте немецкими подводными лодками был потоплен 81 корабль союзников общим водоизмещением 460 000 тонн. Если дело будет продолжаться и далее в таком же темпе, вещал комментатор, то у союзников не останется более кораблей, и изголодавшаяся Англия запросит мира. Японцами были взяты Батавия и Рангун, после чего они высадились в Новой Гвинее. В Ливии Роммель вновь овладел Бенгази. О Восточном фронте сообщалось не часто, но, по всей видимости, и там дела шли неплохо.
В ночь с 27 на 28 марта британские спецподразделения попытались высадиться в районе Сен-Назера, но были отбиты с большими для них потерями.
В военной сводке от 28 марта говорилось, что англичане пытались высадиться на территории Франции, что могло рассматриваться как первая проба перед последующим крупномасштабным вторжением. Командир же «Тирпица» и некоторые офицеры, которые еще не потеряли надежды, что их корабль будет задействован в Атлантике, думали при этом о большом доке в Сен-Назере, который строился французами для своей «Нормандии» и который был бы так нужен «Тирпицу».
Восточнее Медвежьего острова немецкая авиация успешно бомбила и рассеяла британский морской конвой ПК-13, потопив при этом три корабля.
Днем позже в военной сводке утверждалось, что в сражении трех немецких эсминцев с двумя английскими крейсерами был потоплен британский крейсер. На самом деле оказалось, что был потоплен немецкий эсминец «Ц-26», а два других получили тяжелые повреждения. Английский крейсер «Тринидад», хотя и был торпедирован, не затонул. Другой крейсер — «Эклипс» — тоже получил серьезные повреждения…
Ночью с 30 на 31 марта на «Тирпице» была объявлена тревога. За считаные минуты все оказались на боевых постах. В покрытом плотными облаками небе на большой высоте появились английские самолеты. Легкие корабельные зенитки и батареи на суше открыли огонь. Несколько авиабомб упали на ближайшие склоны гор, другие — в воду. Некоторые самолеты (как было потом уточнено — пять) огненными факелами рухнули вниз. Налет продолжался всего три минуты, затем во фьорде были слышны только завывания ветра. Топп дал отбой. Свободные от вахты люди вновь легли спать. Англичане не рискнули подлететь к кораблю слишком близко, опасаясь огня его зениток. Но, даже если бы одна из бомб и упала на корабль, для него это было бы не опаснее, чем камешек для панциря крупной морской черепахи.
21 апреля прибыл «Хиппер» и встал на якорь неподалеку от «Тирпица». Под командованием адмирала Шнивинда теперь находились четыре крупных корабля, стоявшие на якорях в Тронхеймс-фьорде: «Тирпиц», «Принц Ойген», «Адмирал Шеер», а теперь еще и «Хиппер»… Это был уже целый флот, состоявший из новых, хорошо вооруженных, быстроходных кораблей. Добавить бы сюда хотя бы один авианосец типа «Викториус» и парочку эсминцев! Самой большой проблемой было топливо. Израсходованное во время выхода в море, оно восполнялось танкерами, шедшими к норвежским берегам, преодолевая большие опасности.
Однажды один из офицеров «Адмирала Шеера» был убит выстрелом с берега. Стрелявшего так и не обнаружили. Вероятно, СД расстреляла нескольких заложников в качестве ответной меры? На кораблях ничего об этом не знали. Случай этот, однако, послужил доказательством того, что норвежские партизаны существуют и действуют…
27 апреля было очень холодно, да и ветер вздымал высокие волны во фьорде. Матросы, несшие службу на постах наблюдения, мерзли. Те, кому не обязательно было находиться на палубах, предпочитали оставаться в теплых помещениях линейного корабля.
