Некоторые из отчаянных солдат действительно пытались убежать. Но все неудачно. Каждый офицер, который был пойман при такой попытке, попал под русские автоматы.
Генерал Маттерн сдался с остальной частью гарнизона и ранеными. В то время как германских солдат собирали и освобождали от ботинок, часов, свитеров и даже брюк, Маттерну разрешили сохранить его меч. Его сопроводили к русскому командному пункту, где он был снят для русской кинохроники.
Русский оператор также снимал колонны немецких заключенных, – серые толпы несчастных шли через город в течение многих дней. Население забрасывало их камнями. Те, кто был легко ранен, продвигались; тяжело раненные оставались в цитадели. Возможно, они не надеялись на что-либо хорошее, но никак не ожидали огнеметов, с помощью которых избавлялись от большинства из них.
Оставшиеся в живых прошли. Они оставили позади генерала Маттерна, который пошел в тюрьму, некоторых из своих товарищей, которые убежали в самые глубокие ниши этой цитадели и появились из темноты после многих недель, чтобы быть пораженными слепотой. Оставили позади немецких женщин и прошли в заточение.
Дальше на юг войска Конева продвигались без проволочек. Его танковые армии, задержанные боями с отступающими танковыми корпусами Неринга и фон Заукена, неуклонно рвались вперед. 19 января они пересекли германскую границу и вошли в Силезию, ведя перед собой массы беженцев.
20 января генерал Шёрнер прибыл в штаб группы армий «А», чтобы принять командование. Его считали человеком, который пользовался полным доверием Гитлера. Он стал образцом национал-социалистической части корпуса немецких офицеров.
Хотя Шёрнер не был стратегическим гением, он имел твердую хватку в военных делах. Но он полностью перепоручил руководство операциями начальнику своего штаба и сделал себя исключительно «комиссаром воли к победе», «комиссаром борьбы до последнего вздоха». Его девизом были слова «Сила через страх». Он усовершенствовал систему террора и осуществлял ее с безжалостной страстью. Шёрнер знал, что, как только он сделает наказание за отступление страшнее врага, его цель будет достигнута. Когда смерть позади линий стала постоянным явлением, а стычка с врагом еще оставляла шанс выжить, даже унывающий и опустошенный уже не имел никакого выбора.
Шёрнер подошел к своей задаче, используя в своих интересах веру в Гитлера, которая все еще была у большинства солдат и младших офицеров. Он лелеял понятие близости Гитлера обычному человеку. Сам Шёрнер прилагал все усилия, чтобы появиться один на один со своими солдатами. Сначала это отношение, возможно, было подлинным, но оно не было подлинным теперь. Однако его люди, изолированные пропагандой, окруженные многими жалкими представителями слишком быстро увеличившегося корпуса офицеров, были готовы верить ему, готовы приписать каждое поражение слабости и предательству.
Днем и ночью Шёрнер бродил по тыловой зоне, гоняя вперед финансовых и штабных офицеров, осуждая водителей, которые не имели путевого листа, и распространяя страх любыми средствами, имевшимися в его распоряжении. Он объявлял приговор на месте, без расследования. Он преднамеренно действовал беспорядочным способом: неуверенность увеличила эффект от его террора.
Вскоре после того, как Шёрнер принял командование, бронированное острие Конева появилось к востоку от Бреслау, на Одере, и достигло реки приблизительно в 60 километрах к северу от города. Шёрнер только что начал строить защитные земляные укрепления вдоль реки. Но его разношерстные силы – части, полиция, мужчины из народной армии и остатки фронтовых войск – не могли воспрепятствовать Коневу пересечь Одер и организовать плацдарм в Штейнау, в 60 километрах от Бреслау вниз по течению и в самом сердце Силезии.
Окружной руководитель Силезии Ханке в Бреслау верил в победу просто потому, что поражение означало бы конец его самого и всех его устремлений. По той же самой причине он почти до последнего сопротивлялся приказу эвакуироваться. Он возложил свои надежды на Шёрнера и на чудо, что Шёрнер не опустит руки.
Многочисленные разведывательные поездки дали Ханке достаточную возможность увидеть переполненные поезда, часто с людьми, едущими на крышах, и открытые грузовые вагоны, заполненные несчастными женщинами и детьми. Он видел бесконечные колонны людей, передвигающихся пешком или на санях, тянущих имущество на телегах, колясках и перевернутых столах. И все же только 20 января он отдает приказы об эвакуации силезских районов вдоль восточной границы.
После встречи на берегах Варты Неринг и фон Заукен пробивали свой путь на запад к Одеру. XXIV танковый корпус Неринга только что достиг реки рядом с Глогау, а фон Заукен продвигался, когда Конев организовал плацдарм на Одере в 30 километрах вверх по течению от Глогау.
Неринг, возможно, напал бы на русский плацдарм с севера и помешал бы ему расширяться слишком быстро. Но его войска уже не были достаточно сильны, чтобы отбросить русских назад. Воззвания Шёрнера и террор не были в состоянии поднять силы, которые могли бы удержать фронт вдоль реки.
12 февраля Глогау был окружен советскими войсками. Возможно, тридцать тысяч населения убежали в последний момент. Три тысячи других оставались вместе со слабым гарнизоном под командованием полковника графа Ойленбурга. Они были больными, старыми, нерешительными. Так же как и в Позене, вспыхнуло кровопролитное сражение, которое закончилось только в первые дни Пасхи после того, как Глогау был стерт с лица земли.
Несколько дней спустя коммуникации с Бреслау также были отрезаны, и столица Силезии осталась островом, окруженным русским наводнением.
Когда танки Конева пересекли границу Силезии, ее столица – Бреслау насчитывала почти миллион жителей. Окружной руководитель Ханке никогда не допускал никакого сомнения, что он серьезно отнесся к назначению Бреслау цитаделью. В этом городе он намеревался, по крайней мере, осуществить свою мечту о защите Силезии.
Ханке начал поспешные приготовления к осаде. Он решил вытеснить массы гражданских жителей, потому что они будут препятствовать обороне. Раньше он медлил с эвакуацией, теперь же принялся за нее с безжалостной энергией. Каждый партийный чиновник был мобилизован, чтобы получить сотни тысяч перемещающихся гражданских жителей. С 20 января громкоговорители гудели на засыпанных снегом улицах: «Женщины и дети оставят город пешком, направляясь в сторону Канта!»
20 января температура упала до двенадцати градусов ниже нуля. В некоторых местах лежал снег глубиной до полуметра. Река была покрыта твердой коркой льда. Режущий ветер дул с востока.
Среди женщин и детей, которые оставили Бреслау тем днем, была жена Рудольфа Ханиша, мастера магазина. После многих мытарств она достигла города Штригау в 53 километрах к юго-западу от Бреслау. Оттуда она написала письмо своей матери.
«Штригау, 29 января 1945 г.
Дорогая мама, я пишу Вам отсюда и надеюсь, что Вы получите это письмо, несмотря на все, что происходит. Я нахожусь в дополнительном госпитале. Лежу на полу. Завтра я должна идти дальше, потому что русские скоро доберутся сюда. Пожалуйста, мама, не расстраивайтесь, но я не принесу с собой Габи, и моя рука отморожена. Если бы она не была отморожена, то, возможно, я продолжала бы нести Габи.
