– Сегодня, – быстро ответил Хенрици, – я потерял половину танковых дивизий. Я прошу, чтобы они были срочно возвращены мне.
Но Гитлер не был склонен продолжать обсуждение.
– Я с большим трудом решился послать их на юг, – сказал он, – они более важны там, чем в вашем секторе.
Хенрици покраснел. Он указал на донесения разведки о сосредоточении все больших русских войск на одерском фронте. Генерал Кребс прервал его, чтобы выразить сомнения в правдивости этих донесений. И Гитлер его поддержал:
– Да, да, русские, вероятно, не стремятся к Берлину вообще. Вы не имеете никакого способа это узнать. На дальнем юге сосредоточено намного больше вражеских сил. – Его рука махнула по карте. – Все это дело на Одере – только маневр, чтобы отвлечь наши силы. Главное нападение направлено не на Берлин, а, вероятно, на Дрезден и Прагу. Группа армий будет в состоянии позаботиться об Одере…
И Кребс присоединился:
– Возможность, на которую только что указал фюрер, конечно, не может быть исключена.
Хенрици уставился на Кребса в глубоком изумлении. Гитлер отпихнул карты в сторону. Ясно, он устал от разговора об одерском фронте и был утомлен столкновением с фактами. Позади Хенрици раздался шепот:
– Генерал, разве вы не думаете, что пришло время остановиться?
Возможно, Хенрици не знал, какую опасность он навлекал на себя, возможно, не заботился об этом, потому что продолжал.
– Мой фюрер, – сказал он, игнорируя хмурый, неодобрительный взгляд Кейтеля, – чтобы вы могли принять большие решения, вы должны иметь полную картину ситуации на Одере. Наши приготовления настолько полны, насколько это было возможно за короткое время. Все было сделано, чтобы усилить дух, мораль и веру войск. Но есть все еще многочисленные слабые места, о которых я сообщил. И самая главная проблема – отсутствие обученных резервов. Ситуация, в которой войска проходят через первый заградительный огонь, является одинаково критической. К сожалению, нехватка персонала в разведке пока лишила нас возможности узнать дату начала русской атаки. И если мы не узнаем эту дату, я не могу гарантировать, что нападение будет отражено. Моя обязанность – ясно дать понять это.
Гитлер больше не слушал.
– Тем более важно, – сказал он, – чтобы каждый командующий был переполнен верой – она вдохновит его солдат.
Голос Гитлера прозвучал предостерегающе. Но Хенрици игнорировал это.
– Моя обязанность повторить, – парировал он, – что одна вера не поможет!
Голос позади Хенрици прошептал снова:
– Разве вам не кажется, что пришло время остановиться?
На лице Кейтеля читалась угроза.
– Вы увидите, – сказал Гитлер, поднимаясь, – если мужчины будут сильны в своей вере, то это сражение приведет нас к победе. Все зависит от вашего собственного отношения.
Хенрици вышел на улицу с ощущением нереальности происходящего. Его лицо выглядело измученным, как будто усохло от безнадежности.
– Это все бесполезно! – сказал он помощнику, когда сел в свой автомобиль.
Три дня спустя армейское Верховное командование сообщило Хенрици, что обещанные резервы готовы. Но когда они были выстроены в линию в зоне приема, всего там оказалось не больше чем тридцать тысяч, большинство из них – сырые новички. Едва ли один из них прошел подготовку, или был одет в форму, или вооружен. Хенрици добыл лишь тысячу винтовок для них.
Начальник штаба Хенрици доложил Верховному командованию армии, что этих солдат нельзя использовать из-за отсутствия оружия. В ответ генерал Кребс послал телетайпное сообщение, приказывая, чтобы они были немедленно перемещены на позиции. Хенрици потерял терпение и ответил грубостью. На следующий день пришел приказ Гитлера, непосредственно повторяющий инструкции Верховного командования армии. Кребс добавил, что за неимением другого оружия солдаты должны быть вооружены базуками.
Хенрици спокойно принял эти приказы. Он не выполнил их. Он вооружил столько человек, сколько смог, пусть даже скудно, остальным дал инструменты, чтобы рыть укрепления, или оставил в лагерях. В глазах Гитлера и многих его фанатиков это действие являлось изменой. Но генерал не мог пойти против совести. Возможно даже, что он был не в состоянии сделать этот или другой шаг, который задержит русский прорыв в течение получаса или часа. Но подготовить организованное убийство Хенрици не мог.
Вместо этого Хенрици обратил свой ум к встрече теперь неизбежного русского прорыва. Так же, как сделали другие командующие, он обратился к окружным руководителям с требованием, чтобы они эвакуировали, по крайней мере, области, находящиеся непосредственно позади линий фронта. Окружные руководители отказались. Некоторые из них с бесспорным правом утверждали, что они не знают, куда послать сотни тысяч людей в тот момент, когда британские и американские войска продвигались все более быстро в Западную и Центральную Германию. Они утверждали, что испытывают недостаток в транспортных средствах, – и действительно, сотни, если не тысячи железнодорожных вагонов сгорали каждый день в результате воздушных налетов с запада. Однако они, возможно, не были решающими причинами. Возможно, превалировал страх вызвать недовольство у Гитлера.
Хенрици решил, что в случае русского прорыва между Франкфуртом и Кюстрином он отступит с обеими армиями под его командованием, пройдет к югу от Берлина, который не был под его властью, и попытается установить фронт к северо-западу от столицы, в области Мекленбурга.
Сам Берлин непосредственно подчинялся приказам Верховного командования армии. Он был объявлен цитаделью. Хенрици не нужно было знать больше, чтобы предсказать, что, если русские армии достигнут города, его будут защищать до полного разрушения. Но что если город случайно поместить под его командование? Хенрици провел ночи, обдумывая эту возможность. Те миллионы гражданских жителей в Берлине – он должен избавить их от ужасных страданий уличных боев и позволить населению попасть в руки победителей. Или он должен попробовать сделать стоянку в столице с недостаточными войсками и через несколько недель все равно бросить? Хенрици решил, что, если ему дадут командовать Берлином, он не будет сражаться за город.
11 апреля Хенрици получил приказ, с которым Гитлер обратился ко всем командующим и всем окружным руководителям. В приказе под кодовым названием «Выжженная земля» говорилось, что все предприятия коммунального обслуживания и жизненные сооружения везде, где они могут попасть во вражеские руки, должны быть разрушены независимо от потребностей гражданского населения.
Без колебания Хенрици запретил передавать этот приказ командующим в его секторе. Но поскольку приказ «Выжженная земля» содержал специальные условия для Берлина – включая, например, разрушение многочисленных мостов города, – Хенрици попросил генерала Реймана, командующего берлинским гарнизоном, о совещании. Рейман ответил, что он зайдет в штаб Хенрици 15 апреля.
15 апреля был напряженный день. С фронта генерал Буссе докладывал, что перестрелки, происходившие все время вдоль Одера, указывали, что русское главное наступление неизбежно. Газеты взревели новостями о смерти Рузвельта, и ходили слухи о полном изменении в отношении западных держав. И наконец, как раз перед прибытием Реймана, частный автомобиль остановился перед штабом Хенрици, и водитель, одетый в простое длинное непромокаемое пальто и в мягкой шляпе, опущенной на лицо, поспешил внутрь.
