Время резко поджимало. По оценке Роммеля, немецкие войска могут продержаться в Нормандии не более трех недель, после чего американцы прорвутся, и с потерей Франции нужно смириться. Понимание этой печальной истины заставило его поддержать план, выработанный группой офицеров-антинацистов из его штаба еще до того, как союзники высадились в Нормандии. Начальник штаба Роммеля генерал Ганс Шпейдель предлагал освободить оккупированные западные земли без боя, отвести немецкие войска за линию Зигфрида и передать административную власть на этих территориях союзникам. Центральным пунктом был «арест Адольфа Гитлера и предание его суду немецкого народа».
9 июля фельдмаршал приказал одному из главных военных оппозиционеров, подполковнику Цезарю фон Хофакеру, составить послание союзникам и проинформировать их, что немецкая армия на Западе по собственной инициативе прекращает борьбу и отходит на территорию рейха. Но какова будет позиция шести эсэсовских дивизий, составлявших костяк группы армий «Б», Роммелю нужно было знать точно. И он объехал свой фронт, чтобы посовещаться с генералами и старшими офицерами. Один за другим они объявляли о готовности порвать с Гитлером. Даже партийные ветераны, такие, как Дитрих, больше не желали прятать голову в песок. Согласно Шпейделю, Зепп выразил недовольство Верховным командованием и потребовал «самостоятельных действий», если фронт будет прорван. Обергруппенфюрер Хауссер, переведенный в то время командующим 7-й армией, также выступил с критикой бессмысленной стратегии Гитлера «держаться любой ценой».
Его преемник во 2-м танковом корпусе СС обергруппенфюрер Вильгельм Битрих, известный своим резким языком, не стеснялся в выражениях. Он заявил Роммелю во время встречи в ночь на 16 июля: «Фельдмаршал, я знаю не только ситуацию в Нормандии. Мне известно, как скверно обстоит дело и на Восточном фронте. Там, по сути, нет настоящего командования. Мы повсюду попали в страшную переделку. Они там наверху не представляют, что происходит на самом деле, потому что их все это не задевает. Каждый день я вижу, как гибнет молодежь, гибнет просто из-за дурной головы наверху. Поэтому я больше не собираюсь выполнять бессмысленные приказы, а действовать буду по обстановке». Роммель перебил его, чтобы сказать о своих намерениях: «Я тоже понимаю, что так продолжаться не может. Но мы прощупали противника, и есть надежда, что мы можем договориться и вывести наши войска из Франции к линии Зигфрида». Битрих без колебаний подписался под антигитлеровским пактом. «Фельдмаршал, – тут же откликнулся он, – если так, то я с вами. Весь мой танковый корпус. Мои офицеры думают так же, как и я».
К несчастью, альянс командиров войск СС и вермахта распался столь же быстро, как и возник. 17 июля Роммель был тяжело ранен, и военная оппозиция на Западе лишилась лидера. А через три дня единство цели, достигнутое между СС и армейскими антинацистами, было уничтожено акцией графа Клауса Шенка фон Штауфенберга – начальник штаба резервной армии подложил бомбу под стол фюрера. Роммель и командиры СС сошлись в своем бунтарстве на одном условии: Гитлер не будет убит. Теперь основа соглашения уплыла из-под ног.
Попытка покушения на фюрера в его Ставке застала врасплох руководство СС, так же как и мятежных генералов. Военный путч словно парализовал Гиммлера и Шелленберга. Прошли часы, прежде чем они овладели собой, чтобы приступить к действиям, но тогда уже приняли беспощадные контрмеры, хотя «решительный удар» повстанцев прошел мимо цели.
Замешательство руководителей СС довольно удивительно, если принять во внимание, что они несколько месяцев вели переговоры с оппозиционерами и знали большую часть их секретов. Напрашивается объяснение, что их изумление просто было разыграно, на деле же они ждали успеха покушения, чтобы присоединиться к заговорщикам.
Однако изучение документов штаб-квартиры СС показывает, что ни Гиммлер, ни РСХА даже не подозревали о кружке заговорщиков полковника Штауфенберга. «Движение 20 июля» делилось на три группы: консервативные чиновники и отставные офицеры (Бек – Герделер), правое крыло христиан и социалистов (Мольтке) и молодые армейские офицеры, собравшиеся вокруг Штауфенберга осенью 1943-го. Гестапо знало только о первых двух. Еще в начале 1943 года Гиммлер предупреждал Канариса, что знает теперь, кто стоит за оппозицией режиму в армии, и «может быстро вывести из игры людей вроде Бека и Герделера».
Только кружок Штауфенберга не был известен РСХА, потому что действовал под прикрытием вермахта и, следовательно, был вне доступности для сыщиков из гестапо. Еще в июне 1944 года, будучи в Ставке фюрера, Гиммлер помогал раненому Штауфенбергу снять плащ и нести тяжелый кейс – тот самый, в который он через месяц положил бомбу для фюрера. Гиммлер познакомился со Штауфенбергом в первых числах июня 1944 года и считал его способным штабным офицером, достойным повышения. В июле, когда Гудериан сказал Гиммлеру, что Генштабу нужны офицеры с боевым опытом и что начальником штаба вполне мог бы стать Штауфенберг, Гиммлер тут же вызвался рекомендовать его Гитлеру.
Нет сомнений, что Гиммлер не знал о намерениях Штауфенберга. Он ничего не заподозрил и в час дня, когда к нему в комнату отдыха ворвался его шофер с криком: «Покушение на фюрера! Покушение на фюрера!» Бомба взорвалась в гитлеровской комнате для совещаний в 12.42, но Штауфенберг успел уйти. Сразу после взрыва его остановила охрана на внешнем КПП Ставки, однако простого телефонного звонка оказалось достаточно, чтобы его выпустили – заниматься дальше делами путчистов.
А Гиммлер был в полном неведении. Через несколько секунд он помчался к фюреру – поздравить его с чудесным спасением, а сам прокручивал в голове возможных виновников. Рейхсфюрер шел по ложному следу: он думал, что бомбу заложили в пол работавшие в Ставке военные строители. Лишь значительно позже рейхсфюрер обратил внимание на заявление телефониста в Ставке Гитлера, который заметил, что полковник Штауфенберг исчез со странной поспешностью. Но и после этого Гиммлер не задержал его, даже когда тот прибыл в Берлин.
Кто-то, видимо, из Ставки фюрера позвонил Кальтенбруннеру и намекнул, что надо бы выяснить у Штауфенберга из ОКБ, почему он так торопился. Кальтенбруннер направил в гнездо заговорщиков, полное вооруженных людей, одного человека – оберфюрера Пифрадера. Из этого ничего не вышло, если не считать того, что Кальтенбруннер лишился на некоторое время услуг оберфюрера – Штауфенберг просто велел посадить своего «гостя» под замок.
Этот инцидент показывает ту степень растерянности, которая царила в этот момент в лагере СС. Годами эта структура пребывала в полной готовности предотвратить или отразить «смертельную опасность»; годами полиция безопасности и СД боролись с так называемыми врагами государства. И вот за несколько часов развеялся миф о бдительных молниеносных и всемогущих СС. Главное управление госбезопасности – РСХА явно переоценило силу путчистов и весь день 20 июля находилось словно в оцепенении. Наряды криминальной полиции Небе толклись на улицах, помогая частям армии Штауфенберга оцеплять правительственные здания, но роты «Лейбштандарте» благоразумно сидели у себя в казармах в Лихтерфельде. Ни полиция безопасности, ни Орпо не подтянулись на Принц-Альбрехт-штрассе поддержать своих хозяев из РСХА, которые дошли до того, что просто торчали у окон, грызя ногти и наблюдая, как маршируют батальоны вермахта, поднятые по сигналу заговорщиков (у них было кодовое слово «Валькирия»).
