В эпической поэме, о которой мы говорили, речь идет только о войне и нерушимой верности рыцарства своему королю и вассальной присяге, но не о любви к женщине, которая вскоре станет самой характерной чертой рыцарства. «Эти воины, – сказано в одной эпической поэме, – больше думали о хорошем ударе копьем и добром боевом коне, чем о прекрасных дамах». Практически единственное упоминание о женщине в «Песне о Роланде» – это эпизод, в котором его нареченная, прекрасная Ауда, узнает о смерти своего жениха и умирает при этом известии. Когда герой находится на краю смерти и думает о самых дорогих для него вещах, об Ауде он не вспоминает. Роланд тоскует, что никогда больше не увидит прекрасной Франции, что его король Шарлемань потеряет доброго вассала и что прекрасный меч останется без хозяина. Это безразличие к женщине характерно для произведений того времени, но отражает только один аспект рыцарского мышления. Невозможно поверить, что благородные люди не слышали ничего, кроме воинственных песен, что их ушей никогда не касались популярные лирические напевы; поверить в то, что они не интересовались ни любовью, ни чувствами, которые с ней связаны. Среди бесчисленных латинских стихов X и XI вв., написанных во Франции и Германии, мы находим столь же красивые, как и те, которые в XII–XIII вв. писали трубадуры. К примеру, в ужасном, омраченном набегами викингов X в. создана одна из самых романтичных и очаровательных любовных песен всех времен, «Iam, Dulcis Arnica». Из нее я процитирую четыре куплета:
Приди, любимая, приди,
Как сердце, ты мне дорога,
Приди в ту комнату, что я
Готовил только для тебя.
Расставил здесь диваны я
И гобелены натянул.
Ходить ты сможешь по цветам
И ароматы трав вдыхать
Бродил один я по лесам,
Любил пустынные места,
Бежал от суеты людской
И не хотел глядеть в глаза.
Теперь растаял белый снег,
Деревья снова зацветут,
И с нежной песней соловья
К душе опять любовь придет.
В то время как северные скальды пели о Беовульфе и ужасных деяниях сыновей Рагнара Лондброка, эту песню исполняли в залах, замках и при дворе по всем землям Франции и Германии. Она бессмертна в том смысле, как никогда не бывают эпические поэмы, поскольку во все времена чувство и образность останутся свежими, когда затрагивают сердца. Дрозд поет даже в грозу, среди молний; огонь, кровь и битва были не единственными вещами, занимавшими людей.
Неизбежное формирование того, что мы назвали бы рыцарственным отношением к женщине, началось в середине XII в. Толчок ему дали поэты юга Франции, в особенности после того, как Элеонора Аквитанская (одна из самых очаровательных женщин Средневековья, которая впоследствии стала женой короля Генриха II и матерью Ричарда Львиное Сердце и его брата Джона) приехала из Прованса в Париж, чтобы на короткое время стать королевой, женой Людовика VII Французского.
С этих пор и впредь женщины стали рыцарским идеалом, а религия и феодальная верность отошли на второй план. Но война, славная и вдохновляющая вещь, способ приумножить богатства, занимала высокое место как любимое занятие благородных мужчин; но влияние любви как основного направления рыцарского духа придало куда более легкий характер даже сражениям, и литературе, и самой жизни. Теперь поэты пели только о совершенствах своих дам, прославляли их милосердие и жаждали добиться благосклонности. Рыцарь сражался самоотверженно (его нельзя было отвлечь от привычного занятия или развлечения), но только для того, чтобы заслужить милость своей дамы, и слово amoureux (от «влюбленный») приобрело большее значение, чем то, которое оно имеет в наши дни, поскольку тогда оно включало в себя целиком весь набор рыцарских добродетелей. На первом месте была вот такая идея:
Нее never were good werryoure
That cowde not love aryghte
[23]
.
«Тот, кто не любит, – человек лишь наполовину». Это основа, потому что больше всего общество нуждалось во влиянии, которое смогло бы сделать грубых мужланов галантными рыцарями. Этого не понимали и жестоко порицали два столпа XIX в., Фримен и Грин. Надо отдать им должное, рыцарство выглядело ужасным, если сравнивать со стандартами их времени, поскольку две его основные стороны одинаково претили обществу Викторианской эпохи: римско-католическая церковь и незаконная любовь. Не надо забывать: да, любовь, о которой пели трубадуры и во имя которой сражались рыцари, не была освящена узами брака. Женатое состояние было не благополучным завершением куртуазной любви, а наиболее серьезным и опасным препятствием на пути к ней. Дам поощряли находить утешение в незаконных отношениях и учили, какими дьявольскими уловками можно обмануть внимание мужей, а рыцари и сквайры должны были, согласно общим ожиданиям, завоевать благосклонность женщины (не важно, замужней или нет) и затем сделать ее смыслом своей жизни. Теоретически считалось, что такая любовь должна быть абсолютно безгрешной; рыцарь не ждал, чтобы дама дарила ему что бы то ни было, кроме оружия, лошадей или денег. Таким образом, рыцарская интрига должна была превратиться (а часто так и было) в колоссальную систему двоебрачия, когда каждая дама имела и мужа и любовника, а каждый истинный рыцарь, кроме женщины, которую брал в жены по деловым соображениям, поклонялся богине, ради которой сражался и каждому слову которой обязан был повиноваться без малейшего колебания. Но случались и исключения – к примеру, в браке Эдуарда III и Филиппы или Черного принца и Джоан Холланд, для которых жены были одновременно и богинями.
Церковь не одобряла систему галантной любви и боролась против нее, не столько из-за нарушения моральных норм, сколько потому, что она отвлекала рыцарство от борьбы с неверными и походов для освобождения Святой земли. Тем не менее очень быстро она стала третьим и завершающим элементом этого идеала. Сказано было, что лучшими отличительными чертами рыцаря являются честь, набожность и способность любить, а худшими – жестокость, надменность и похоть. Достоинствами считались отвага, вера и преданность, порицались убийства, нетерпимость и неверность. Если мы признаем правой ту или другую сторону, станем делить все на черное и белое и не заметим того, что рыцарство являло собой фантастическую смесь добродетелей и пороков, плохого, хорошего и среднего, как и все, созданное человеком, то получим о нем крайне неверное представление. В общем и целом этот период весьма часто идеализируют, представляя женщин ангелами, а рыцарей – какими-то бесплотными духами, парящими на крыльях высоких чувств и никогда не спускающимися на грешную землю. Конечно же так думать не стоит. Прежде всего, в каждое мгновение своей жизни эти люди были воинами; наибольшее счастье доставляли им сражения, и даже в мирное время они ухитрялись скрещивать мечи на турнирах (о них мы поговорим чуть позже). Религия и служение дамам несколько облагородили облик диких воителей, но не изменили их сущности – в целом эпоха рыцарства была не менее жестокой и кровавой, чем предыдущие периоды.
Существовала еще одна обязанность, которую должен был выполнять тот, кто хочет стать образцовым рыцарем: всегда, при любых обстоятельствах быть веселым. Жизнерадостность, даже в самой печальной ситуации, стала признаком истинно рыцарского поведения. То, что это не было просто поверхностным легкомыслием, быстро забываемым во время жестокой войны, подтверждается бесчисленным множеством случаев, причем не только из времен Средневековья, но и гораздо позже. Благодаря этому качеству мы можем простить многое из того, что не в состоянии одобрить.
