— Правильно говорят, — согласился с ним я. — Эта женщина входит в мою семью, она приняла это решение добровольно, будучи свободным человеком. А кем она была до того, мне безразлично. Но тому, кто на нее или кого-то из моих людей даже просто косо взглянет, тем более предъявит какие-то права, я бы не стал завидовать. Это так, в качестве общей справки сказано. Беспредметно.
Мои парни синхронно улыбнулись, держа руки на оружии. Полина облегченно вздохнула.
— Все в этом мире хорошо, кроме одного, — посетовал Салех. — Клеймо не поставишь на кожу. Умер раб — и клеймо сгинуло вместе с ним. Очень неудобно.
— Мы отвлеклись, — решил я не длить эту тему и обострять ситуацию. — Так где мы встретимся? Куда нам подъехать?
— Через недельку, значит? — Салех понял мой маневр и принял его. — Степь велика, вам нужен проводник, и я предоставлю вам его. Не так далеко отсюда есть холм с родником, может, вы его знаете? До него — примерно день пути или чуть более.
— Это если идти на юг? — уточнил я и махнул рукой в ту сторону. — Знаю.
— Так вот, через неделю вас там будут ждать мои люди, — деловито сказал Салех. — Они вас сопроводят к нам, с ними дорога будет быстрее, да и безопаснее. Степь наша, и уже сейчас чужакам не рекомендуется бродить здесь без нашего на то разрешения.
Мне было что ему на это ответить, но я не стал этого делать. Глупостей наговорить и наделать несложно, а вот исправить их потом возможно не всегда.
На том мы и расстались. Кочевники погнали людей в степь, мы же вернулись к опушке леса.
— Слушай, надо этот гнойник выдавливать, — озабоченно сказал Голд. — Самое неприятное, что последние слова он говорил не рисуясь. Они реально будут подминать под себя степь, а потом пойдут дальше.
— К Большой реке? — хмуро спросил у него я.
— Да запросто. — Консильери вздохнул. — Эти ребята, в отличие от нас, уже избавились от какой-либо морали и предубеждений. Они приняли этот мир как новую форму существования и теперь создают свою собственную социальную модель. Не с нуля, кое-что они прихватили из мира умершего, вроде структуры подчинения или материальных приспособлений, но самое главное — идеологическая база у них уже своя, местная. А мы, как ни крути, все еще подражаем тому, что было там, на исчезнувшей Земле.
— Да брось ты, — махнул я рукой. — Ничего здесь собственного и уникального нет, все это уже было в истории той Земли. Скомпилировал их каган несколько диктаторских режимов в один, да и все. Хотя это ничего не меняет, и ты прав полностью — с ними надо что-то делать, и срочно. Или в один прекрасный день мы увидим их у своих стен, что нам на фиг не нужно.
Все-таки я немного переоценил Салеха. Мне он показался очень умным и хитрым человеком, по крайней мере, тем, кто десять раз думает, прежде чем делает. И я был приятно удивлен, убедившись, что это не так.
— За нами пустили хвост, — через некоторое время порадовал меня новостью Голд. — Я Джебе оставил на месте встречи, велел пару часов понаблюдать за степью. Вот он и засек одного из тех, кто был с твоим собеседником. Он вернулся через час и сейчас шустро топает по нашему следу.
— Забавно, — признал я. — Я думал, что до этого не дойдет.
— Явно не для того, чтобы нас довести до нашего дома, его приставили. — Голд почесал нос. — Думаю, Салеха этого больше наша поклажа интересует.
— Скорее всего. — Я засмеялся. — Ох и любопытный в Ковчеге народ, я тебе скажу. Ладно, хомутайте этого засланца, чего тянуть.
— Стоит ли? — засомневался Голд. — Может, пусть себе посмотрит да и идет с богом? Что он такое высмотрит, сам посуди?
— Да нет, — тут я был с ним не согласен. — Наглость надо наказывать, тем более, что нам за него ничего не будет. Салех сам говорил: степь — место опасное, мало ли что с этим чертом случиться могло? А нам — лишние данные из первых рук.
Надо признать, тут я погорячился. В смысле лишних данных. Ничего нам этот узкоглазый, смугловатый и жилистый кочевник не сказал. Точнее, он говорил, но на каком-то своем тарабарском языке, глядя на нас с презрением.
— Дурака он валяет. — Голд сморщился. — Все знают английский, и он, поганец такой, знает. Но показывать этого не хочет, потому что не боится нас. Он вообще ничего не боится: боли нет, смерти нет… Зря только брали его.
— Да ничего не зря. — Нет, меня это упорство тоже расстроило, но не до безумия. И так все очень неплохо вышло. А что до лишней информации — ну не сложилось и не сложилось. — Есть для него применение. Настюш, ты где?
— Чего? — Через минуту Настя подошла ко мне.
— Ты, помнится, расстраивалась из-за того, что грибы идентифицировать не можешь? — спросил я у нее. — Ну когда еще туда шли?
— Есть такое, — признала Настя. — А как их идентифицируешь? Лаборатории тут нет и подопытных обезьян — тоже.
— Обезьян нет, — согласился с ней я. — А вот подопытные есть. Забирай этого красавца, он твой.
И я показал ей на связанного кочевника.
— Ах ты мой хороший! — даже в ладоши захлопала Настя и присела на корточках около степняка, чем очень его насторожила. Он перестал злобно скалиться и опасливо посмотрел на нас. Мы говорили на русском, которого он, похоже, на самом деле не знал, потому не понимал, что происходит, и это его явно напрягало. — Как же я рада, что ты у нас появился! Теперь-то я проверю свои предположения относительно миконидов.
Нет, если все кочевники такие жизнелюбивые и упорные, с ними будет нелегко управиться. Он ни в какую грибы есть не желал, в результате его аж трое «волчат» держали, пока Настя ему их в глотку на привалах запихивала.
И еще он был очень везучий — четыре образца успел опробовать, прежде чем пятый его прикончил, уже на следующий день.
Ох, как он орал, выгибаясь в корчах и разбрызгивая белые хлопья слюны изо рта.
— Значит, вот эти зеленые пластинчатые все-таки ядовитые. — Настя что-то записала в Свод. — Надо же, а я думала, что нет, ведь никаких первичных признаков не было даже. Все-то тут с ног на голову вывернуто.
— Слушай, давай я его прирежу, а? — предложил ей Джебе. — Уж очень он орет громко, вон всех перебудил и женщин перепугал.
Кочевник начал помирать под утро, когда все еще спали, и его вопли действительно разбудили людей. Дети перепугались, девочки и вовсе заплакали.
— Да ты что! — возмутилась Настя и погрозила «волчонку» пальцем. — Я же должна знать, сколько по времени яд этого гриба человека убивает! Это ведь не просто так, это эксперимент.
Собственно, именно в этот момент степняк выгнулся дугой так, что у него, наверное, позвоночник затрещал, выпустил целый фонтан слюны из рта и истаял в воздухе, оставив после себя кучу измазанного экскрементами тряпья.
— Ага… — Настя снова зачиркала карандашом. — Стало быть, от момента приема до смерти прошло пять часов. Что ж, хорошо, значит, яд медленный, действует не сразу. Надо этих грибов еще набрать, высушить и растереть. А потом еще одного такого же подопытного поймать или какой другой антисоциальный элемент, чтобы посмотреть, действует яд в, скажем так, концентрированном виде или нет. Наемник, поможешь девушке-исследователю в таком важном деле?
