– Не слишком быстро. Мы будем подправлять. Давай!
Санира потянул животное за собой. Вол посмотрел на него своими влажными печальными глазами, хотел было отвернуться, но всё же нехотя сделал первый шаг.
Медленно, не торопясь, они пошли на участок поперёк линии домов. За волом поползли змеи верёвок, натянулись, зазвенели, удерживаемые тяжёлой колодой. Трое мужчин налегли на шесты.
Какое-то мгновение казалось, что тонкие деревяшки сломаются, а верёвки лопнут, однако обрубок вековечного дуба шевельнулся, слегка повернулся на месте и сдвинулся с места.
Мужчины со своими шестами тут же бросились вперёд, обогнали вола, выстроились вдоль прочерченной на земле линии.
Санира переступил через границу будущего дома. Вол почему-то смотрел в сторону, видно, что-то заинтересовало его на соседнем участке, но юноша навалился на его морду, сумел потянуть животное в нужном направлении, упираясь пятками в землю и сильно наклоняясь, почти падая.
– Давай, давай, медленно, – поощрительно кивал Мадара, раз за разом вместе с другими мужчинами чуть-чуть сдвигая колоду шестом так, чтобы она встала точно на линию.
Санира невольно потянул сильнее.
– Нет! Не торопись, не проскочи отметку! Придётся обратно тащить!
В подобных случаях юноша всегда поступал по-своему, сейчас же он на самом деле боялся сделать что-нибудь не так. Гордость за доверие, оказанное ему, за то, что он своими руками строит дом, переполняла его.
Колода, оставляя за собой полосы рытвин, въехала на площадку дома.
– Осторожно! – крикнул Мадара. – Ещё немного. Ещё. Всё!
Санира схватил вола за голову и стал тормозить. Животное встало.
– Отлично! Отвязываем верёвки…
Теперь, когда колода лежала на своём месте, к ней в торец нужно было приставить другую, такую же, а между ними стоймя зажать бревно. А с другой стороны приладить ещё одно. И закрепить третьей колодой. И так по всей длине дома. Потом можно будет обвязать эти столбы брёвнами, поднятыми на уровень пола второго этажа, и образовавшиеся рамы стен заполнить колотым деревом, плахами, прутьями. Ну а уж в самом конце – обмазать с обеих сторон глиной и покрыть изнутри красной смесью охры и глины
[24]
.
Всё это Санира знал по песням и рассказам взрослых, но он и представить себе не мог, что это так интересно. Он завертелся на месте, выглядывая бабушку. Надо убедить её оставить его здесь, на строительстве.
Где-то среди толчеи мелькнуло лицо старухи. Санира бросился туда. Он уже хотел было выпалить свою просьбу, да вдруг обнаружил, что рядом с бабушкой стоит вездесущая Цукеги. Могущественная жрица что-то говорила Ленари, та слушала, кивая.
Стоило бы сделать вид, что он просто проходил мимо, но в этот момент Санира настолько растерялся, что встал перед женщинами как вкопанный. Потом спохватился и опустил взгляд. Горячая краска залила лицо.
– А вот как раз этот мальчик! – обрадованно воскликнула бабушка.
В груди Саниры даже не успело подняться возмущение этим «мальчик», как Цукеги, с сомнением глядя на юношу, уверенной рукой задрала его подбородок. Пальцы заскользили по коже.
– Раз, два, три… – принялась она считать.
Санира вдруг понял, что происходит, и оцепенел от радостного предчувствия.
– …Двенадцать, тринадцать, – досчитала жрица и отпустила его подбородок. – Есть даже ещё несколько. Ты права, он милостью сестёр-богинь готов к обряду. Как тебя будут звать… – она запнулась. Юноша, едва справлявшийся со своей радостью, вдруг испугался, что она тоже назовёт его «мальчик», и это будет просто ужасно, но она закончила: —…горожанин?
– Санира дома Ленари, – выдавил из себя юноша, чувствуя, как от необходимости говорить со жрицей у него пересохло во рту.
Нужно было поклониться, приличия требовали поклониться, юноша же стоял без движения, растерянный, напуганный.
Цукеги кивнула:
– Санира. Санира дома Ленари.
До обряда взросления у детей не было своих богинь и не было своих имён. Они считались просто слепками будущих людей.
Жрица улыбнулась.
– Это не ты вчера помогал привезти кремнёвые пластины из каменоломни?
О сёстры-богини, что успел наговорить о том вечере её сын!
– Я… – чувствуя, что снова краснеет, хрипло произнёс Санира.
– Я так и думала, – кивнула Цукеги, поворачиваясь к старухе. – Его хвалили камнеломы.
– Он очень способный! – с нескрываемой гордостью сказала Ленари и потрепала Саниру по голове.
Это было совсем уж возмутительно. Юноша бросил на бабушку сердитый взгляд.
Женщины рассмеялись.
– Ну, отдельно его приводить ко мне не нужно, – сказала Цукеги, доставая из-за плеча мешочек. – Сейчас всё и сделаем.
Она вытащила небольшой кувшинчик, украшенный рисунками змей.
– Где твой холм?
Цукеги имела в виду небольшой глиняный знак, символ человека, Саниры в данном случае.
Юноша отшатнулся, как будто его ударили по лицу. Он не знал! Ему же никто не сказал! Он не думал, что надо было уже сейчас!
Женщины опять рассмеялись. Только теперь гораздо громче.
– Какое выразительное лицо! – прохрипела сквозь смех Цукеги. – Не расстраивайся… э-э-э… Санира, у меня с собой есть несколько запасных.
Она запустила руку в мешочек, порылась в нём и достала парочку знаков, сделанных по подобию холма, таких же округлых и островерхих.
– Нож есть?
Санира опять растерянно оглянулся. Даже такой мелочи у него с собой не было.
– Есть, конечно, – кивнула Ленари, протягивая коротенький обрубок кремнёвого ножа.
– Ты идёшь на ближайший обряд возмужания, будущий Санира дома Ленари, – сказала жрица серьёзно. Она царапнула на боку кувшинчика, добавив ещё одну линию к четырём, что уже там были. – Ты пятый участник ритуала, а значит, тебе петь пятую песнь, – она бросила знак в кувшин. – Милостью сестёр-богинь наш великий Город получит достойного мужчину. Воспой хвалебную песнь богине-Небо! Воспой хвалебную песнь богине-Земле!
Санира совершенно не знал, что делать. Растерянность обвивала его тело, пуская всё новые и новые корни. Цукеги, однако, ничего от него и не ждала. Без всякого перехода она будничным тоном добавила:
– А мы боялись, что в это лето не наберётся достаточное количество юношей! – Она потрясла кувшином. Из него, как из погремушки, донёсся грохот. Будучи жрицей особого бога, она, конечно, не преминула добавить: – Пусть Змей хранит ваше здоровье!
