Мизази молчала. Дыхание её успокаивалось, но пальцы продолжали комкать одежду.
– Негодяй! – наконец сказала она. Без гнева или злости. Скорее растерянно.
Санира и сам был ошеломлён. Он не знал, что говорить.
– Ты мне очень нравишься, – прошептал он.
Девушка грустно улыбнулась.
– Больше или меньше, чем Лакути и эта твоя… новая… из дома Шунучи?
– Дарини? – ошарашенно спросил Санира.
А о ней-то как Мизази узнала? Да и что, собственно, узнала? Ведь с юной матерью грудного ребёнка его ничто не связывало!
И Лакути! При чём здесь Лакути? Как вообще появляются такие дикие слухи?!
– От Корики ты и не отрываешься! Ты бы хоть спросил себя, зачем юной девушке идти с торговцами в другой город! Она ведь просто не может найти себе подходящего мужчину в своём поселении! Она пришла к нам охотиться! На тебя, дурак, охотиться!
Санира ошалело смотрел на Мизази, не в силах вымолвить ни слова.
– Эх ты! – говорила, распаляясь, девушка. – А о скольких ещё я даже понятия не имею!
– Да при чём тут?!.. – у Саниры не хватило слов.
Как можно сравнивать?!
– Заставил меня богине песню петь… – вздохнула девушка.
– Нет…
– Что «нет»?
– Я действительно хочу спросить богиню воды о том, кто злоумышленник, – Санира сел на корточки и вновь уставился на чашу. – Это очень важно.
– Гм, – хмыкнула Мизази и тоже стала смотреть на поверхность воды. – А чего ж ты полез…
Она замолчала, так и не решившись сказать слово «целоваться».
Санира накрыл её ладонь рукой.
– Думаешь, обряд не нарушился? – спросил он. – Ну, из-за… из-за этого всего?
– Конечно, нарушился, – буркнула Мизази, избавляясь от его руки.
Рарара, которому стало скучно рядом с хозяином, вновь куда-то сбежал. Крошки покрыли всю поверхность воды мутной, неприятной на вид плёнкой. Но главное… Главное – исчезло ощущение, что мир замер, заворожённый обрядом, что рядом присутствуют потусторонние силы, что богиня слушает и готова отвечать. Ритуал был полностью нарушен. Да что там, он был разрушен!
Девушка вздохнула, мельком глянула на Саниру и пожала плечами.
– Так что, уходим?
– Может, ещё поцелуемся? – несмело спросил юноша и потянулся к Мизази, но та вспыхнула таким гневом, что он сразу же отшатнулся.
– Только попробуй! – прошипела девушка. – Я эту фигурку о твою голову разобью!
Тут какая-то мысль мелькнула в её глазах, и она, вновь пожав плечами, устроилась на пятках поудобнее.
– Давай всё-таки попробуем, – пробормотала она тихо.
На мгновение закрыла глаза и коснулась обеими ладонями макушки.
Санира, недоверчиво посмотрев на неё, повторил жест. Сейчас все эти движения казались глупостью, даже насмешкой.
Мизази подняла с земли безголовую фигурку и прошептала, прижав её к своим губам:
– Богиня воды, открой нам, кто сжёг Город, кто умертвил Радигу дома Зунати!
И решительным движением расколола фигурку о край сосуда. В чашу полетели куски глины. Мизази отряхнула ладони и замерла, глядя на волнующуюся поверхность.
Вода казалась густой и чёрной. Слой размякших хлебных кусочков, как тяжёлая ткань, пошёл кругами, быстро успокоился и замер.
Санира совершенно не верил, что богиня им ответит. Он даже не пытался вглядываться в отражающиеся в воде ветви куста, алое небо и колоды чьего-то дома. Взгляд его нет-нет да и скользил по Мизази, её прекрасному лицу и стройной фигуре.
Удивительным образом мысли юноши, витавшие до сих пор только вокруг недавнего поцелуя, совершили внезапный поворот, и Санира вспомнил другой поцелуй, тот, которым его на лесной поляне одарила несколько дней назад другая девушка, не менее привлекательная и желанная. Он думал о том, что завтра отряд горожан разрушит и сожжёт деревню Варами, уведёт скот, унесёт припасы. Уже только это обречёт лесных на верную смерть. А скольких из них добровольцы Гаролы умертвят в пылу атаки, в сражениях на тесных улочках деревни или просто так, в кровавом исступлении боя. Она не спасётся, он был в этом уверен. Она погибнет. Сёстры-богини, как он мог забыть, пусть даже на несколько мгновений забыть, что Варами погибнет! Нужно спасти девушку с волосами цвета солнца!
Глаза Мизази немного, неуловимо расширились, и Санира тут же увидел, что тени на чёрной неподвижной поверхности воды в чаше сгустились. Всего за одно мгновение они разрослись, стали темнее и чётче. Юноша не успел даже вздохнуть, как они проявились озарённым алым светом, глумливым, ехидно смеющимся лицом Шуримы.
– Чем это вы тут занимаетесь? – раздался над головами ироничный голос. – Кашку варите?
Над ними действительно склонился, раздвинув ветки куста, Шурима.
Санира и Мизази отпрыгнули друг от друга. Юноша почувствовал, как по лицу разлилась горячая, паркая волна. Девушка тоже стала пунцовой.
Раздался дружный хохот.
Рядом с Шуримой стояли его вечные друзья – Кивана, Тисака, Парава. Все с охотничьими копьями и кремнёвыми ножами.
– Уж не песни ли богиням вы здесь возносите? – желчно просил Шурима. – И чего просите?
Был он чист и гладко выбрит. Руки, как всегда, с любовью раскрашены охрой. Короткие волосы казались влажными. Неужели Шурима умывался на ночь глядя?
– Не видишь, – вступил в разговор Кивана, – дети спрятались в кустиках. Наверное, в жриц и воинов играют. А может, даже… – он в деланном ужасе прикрыл рукой рот, – …даже целуются!
Санира, чувствуя, как в нём закипает гнев, порывисто шагнул вперёд и встал между Мизази и молодыми мужчинами.
Ему было очень страшно. Он отлично понимал, что не успеет даже махнуть рукой. А вот они… Играя друг перед другом, сумеют ли они вовремя остановиться и не забить его до полусмерти? И что будет, если кто-то из них рассвирепеет по-настоящему?
Мужчины расхохотались.
– Храбрый храбрец! – сквозь смех выплюнул Шурима, отворачиваясь от Саниры. – Пошли отсюда, а то он ещё руки-ноги нам переломает!
Юноша едва сдержался, чтобы не воспользоваться представившейся возможностью и самому не нанести первый удар по столь неосмотрительно подставленной спине.
– Пошли, пошли, – буркнул Кивана. – Потом с ним разберёмся.
И вся четвёрка, продолжая перебрасываться скабрёзными шуточками, двинулась вниз по улице.
Санира остался на месте. Напряжённый, сжимающий кулаки. Он смотрел вслед удаляющимся мужчинам, не веря в то, что всё обошлось, и в то же время сожалея, что не удалось выместить на них всю свою злость.
Сзади на плечо ему легла лёгкая девичья рука. Мизази прижалась к Санире, а потом вдруг сама прикоснулась к его щеке губами.
