Юноша повернул к ней голову. Глаза оказались напротив глаз, совсем близко, рядом. Стало особенно заметно, что один её зрачок смотрит чуть в сторону…
Мизази приподнялась на цыпочки и снова поцеловала Саниру. На этот раз в губы. Мимолётно, легко, мягко. И тут же отступила на шаг назад, улыбнулась и пошла обратно, за кусты.
– Ну, я думаю, обряд у нас сегодня не получится, – сказала она, когда юноша последовал за ней.
Санира помог Мизази вылить из чаши содержимое.
Потом они вместе чистили сосуд от налипших на стенки мокрых крошек, ополаскивали, наполняли чистой колодезной водой…
9
Дом Субеди
Тревога разрасталась в Санире, затмевая мир, лишая способности думать, заставляя бесцельно шагать по улицам Города. Мизази давно скрылась среди женщин своего дома, и светлые мысли о ней всё больше уступали место тёмным мыслям о Варами.
Санире нужен был совет. Даже не совет, а просто возможность поговорить. Разговора бы хватило, чтобы понять, что делать дальше. Ну не предавать же на самом деле свой мир, свой Город!
У костра Наистарейшей сидело несколько человек.
– Нимата ушёл, – пожала плечами женщина дома. – Мы думали, к тебе. Хочешь, подожди, он, наверное, скоро вернётся.
А если Бовина?!
Увы, у Цукеги разбойника не видели весь вечер.
В лагере бродяг за городским рвом царило оживление, но и там предводителя не было.
– Пошёл попрощаться с парой-тройкой знакомых, – пожал плечами рослый купец. – Завтра на это уже не будет времени.
В нескольких шагах от Саниры Десуна и двое его помощников перехватывали вторым узлом и так завязанные мешки. Куча, в которую стаскивали готовые тюки, росла прямо на глазах.
– А, любитель мертвяков! – послышался ядовитый голос.
Санира повернулся, сам удивившись тому, насколько равнодушно он сейчас воспринял оскорбление.
– Нужда в разговоре с тобой у меня пропала, – свысока продолжал Десуна. Казалось, он вот-вот разразится издевательским смехом. – Зря пришёл.
Нужда в разговоре? Неужели бродяга мог подумать, что Санира воспылает желанием ещё раз подвергнуться унижениям и насмешкам!
Двое угрюмых подручных Десуны разогнулись, глядя на юношу. Их лица ничего не выражали.
– Вы что, собираетесь уходить? – произнёс Санира, думая совершенно о другом.
– Да! – хмыкнул Десуна с теми же пренебрежительными интонациями. – А что нам делать в вашей дыре? Завтра же уйдём!
До Саниры дошёл смысл его слов, и юноша удивлённо посмотрел на странника.
Тот поднял руку, чтобы поправить сбившуюся набок двойную чашу. На его запястье показался кожаный браслет с четырьмя зеленоватыми кремнями, одинаковыми по размеру и форме.
Лицо Саниры исказила гримаса. Такипи что же, подарила украшение, сделанное для неё Радигой… Кому? Десуне?! Дикость какая!
Купец расхохотался.
– Смотрите, малыш расстроен! – закричал он, показывая на юношу пальцем. – Смотрите, смотрите! Этот ребёнок в отчаянии от того, что я не захотел с ним говорить!
Разбойники Десуны загоготали, странники из остальных лагерей стали оборачиваться. Санира, чувствуя себя оскорблённым, едва сдерживая ярость и желание наброситься на торговца, поплёлся обратно, к обжитым улицам.
Что же делать? Как найти Нимату? Как найти Бовину?
Санира прошёл через недостроенные городские ворота. Небесный огонь выхватывал из сумерек мощное строение, окутывал его багровым пламенем, полз по коре необработанных стволов. Основания толстых брёвен терялись в тени, и оттого казалось, что сияющие алым перекладины плывут в воздухе. Ворота, даже в незаконченном виде, казались незыблемыми, неодолимыми.
Залитый светом заходящего солнца Город тоже сверкал оттенками меди. Он казался созданием призрачного мира, непонятным и таинственным. Недостроенные дома, как гигантские украшения, излучали странный внутренний свет. Застывшие лепестки пламени, притворившись торчащими вверх брёвнами, охватывали всё вокруг огнём багрового пожара; земля и люди пылали в нём, не сгорая. Невидимые странники, богини воздуха и ветра, танцевали повсюду. Они, смеясь, кружили и кружили вокруг медных столбов, а те сверкали в ответ невыразимым светом.
Санира подошёл к родному дому. Здесь ничего не изменилось – всё так же кашляла на своём месте Ленари, играла Чивати, что-то шили из запасов полотна тётки. Мадара у костра приводил в порядок оружие для завтрашнего похода на лесных.
Ну, положим, отца Санира переубедит… А остальные?
– Ты чего мечешься? – спросила Такипи-младшая.
Она умыла лицо, причесалась, надела свои лучшие украшения и явно была готова упорхнуть на свидание.
Как можно влюбиться в Десуну!
А ведь он завтра уйдёт. Что же она будет делать?
Санире стало жалко сестру.
Мадара отложил полностью проверенный клевец и взял топор-молот.
Тяжёлое оружие оказалось прямо перед глазами Саниры. Юноша невольно отпрянул. Перед мысленным взором мелькнуло, как топор рубит плоть, а молот ломает кости… Плоть и кости живого человека…
И тут Санира решился. Без колебаний, без размышлений, без бесконечных обдумываний, что есть измена и что есть предательство. Просто его отец взял топор-молот, чтобы подготовить его для умерщвления лесных, и юноша в тот же миг принял решение.
В груди сразу стало спокойно.
Санира схватил своё охотничье копьё и побежал обратно к воротам.
10
Лес
Светлые ещё сумерки оказались светлыми лишь на открытом пространстве холмов. В чаще Леса, среди высоченных деревьев и густого кустарника, было совершенно темно. Настолько темно, насколько бывает темно глубокой ночью.
Злобные богини Леса хохотали в лицо, запутывали путь, приманивали волков, гасили далёкое небо. Они сбивали с толку и вселяли в сердце отчаяние.
Верхушки деревьев качались, поднимая ветер в вышине. Казалось, что это столпившиеся лиходеи, едва видимые в темноте, кивают, соглашаясь совершить нечто ужасное.
Будто на дне глубокого колодезя, тонули в лишённом света омуте Леса кусты. Их нельзя было увидеть, их не получалось обойти, через них невозможно было продраться.
Под ногами трещал валежник, в босые ноги впивались сучки и иголки. На каждом шагу попадались коряги, ямки и пни. Опасаться нужно было не того, что упадёшь. О, если бы можно было опасаться только того, что просто упадёшь! Нет, опасаться нужно было того, что сломаешь руки-ноги, и из-за этого уже никогда не сможешь выбраться из Леса.
Санира растерянно вертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть. Страх застилал глаза. Юноша вздрагивал каждый раз, когда в вышине срывалась с ветки птица, сбоку доносился треск сучка или впереди раздавался звук, напоминающий приглушённое дыхание. Ему всюду мерещились огоньки, и юноша таращился в темноту, пытаясь понять, не блестят ли это глаза хищника.
