В Бенгалии вошло в обычай предварительно связывать веревками жертву, а родственники вдовы вместе с забавляющимися таким зрелищем зрителями стояли рядом с несчастной, подталкивая ее в огонь, а если веревки перегорали и обожженная и изуродованная женщина выбегала из огня, ее хватали и отправляли обратно. Для этого пользовались палками зеленого бамбука, которые быстро не воспламенялись. Однажды темной ночью жертве удалось убежать из горящего костра и спрятаться в кустах неподалеку. Но ее вскоре обнаружили, а ее сын лично швырнул мать на раскаленные угли. Был отмечен и такой случай, когда женщине удалось избежать костра, но ее разгневанный отец позвал на помощь родственников, которые забили ее бамбуковыми палками.
Англичане вначале относились к таким казусам с полным безразличием, и только в конце века у них все же проснулась совесть. Ост-Индская компания в начале XIX века выселила большинство индусов из столицы Бенгалии Калькутты, этого признанного центра культа сати, но он получил дальнейшее распространение по всему субконтиненту, особенно в таких больших городах, как Бомбей и Мадрас. Маркиз Уэллсли, генерал-губернатор и брат герцога Веллингтонского, хотел было запретить обряд сати, но его вовремя предостерегли, напугав возможностью возникновения в связи с таким запретом мятежа. Ничего не предпринималось в связи с этим до 1812 года, когда это дело было передано в Верховный суд. В результате судебного разбирательства этот обряд не только не был запрещен, но еще и наделен законным статусом. Правда, теперь вдову не могли сжечь на костре без правительственного разрешения. Если все необходимые формальности соблюдались и разрешение выдавалось, то на такой церемонии требовалось обязательное присутствие полицейского офицера – индуса, который лично должен бы удостовериться, что жертва не подверглась воздействию наркотиков, что она совершеннолетняя, не беременна и поступает так по собственной воле. В этом отношении англичане лишь выдирали, по сути, один листок из законоуложения бывших мусульманских правителей Индии, которые разработали систему предварительных условий для выполнения такого обряда. Вскоре после этого англичане запретили практику сати в центре Калькутты – теперь обряд можно было проводить только на окраине.
Обряд сати все равно расширял свои масштабы, а предпринимаемые властями меры ограничивались лишь составлением дотошно-подробных протоколов на месте казни в лучших традициях Уайт-холла. В 1817 году ими было отмечено только семнадцать случаев самосожжения вдов, но в период между 1815 и 1828 годами только в одной Бенгалии на костре были сожжены 8134 вдовы, включая 511 в самой Калькутте.
В некоторых, весьма редких случаях британские офицеры вмешивались в такую церемонию, чтобы либо прервать ее, либо вообще прекратить. Еще в 1679 году Джоб Чарнок, один из основателей Калькутты, выхватил из пламени полыхающего костра, в котором горел труп мужа, одного брамина, его прекрасную жену, он на ней потом женился, и они прожили счастливо целых четырнадцать лет. У такого странного происшествия не было продолжения до 1806 года, когда Чарльз Хардинг, англичанин из гражданской службы в Бенаресе, столкнулся точно с такой же острой проблемой. Красавицу-жену одного брамина уговорили взойти на костер спустя почти год после кончины мужа. Для этого развели большой костер на берегу, в двух милях вверх по течению от Бенареса, со стороны реки Ганг. Вдова до конца не была уверена в своих силах и, как только увидела полыхающее пламя, вырвалась из вцепившихся в нее рук и бросилась в реку. Люди бежали вслед за ней по берегу, а течение уносило ее все дальше к городу Бенаресу, где полицейские в лодке выловили несчастную жертву и привезли ее обратно. Она почти лишилась чувств из-за пережитого приступа отчаяния, страха и от долгого пребывания в воде. Перепуганную, озябшую женщину доставили к Хардингу, но весь город Бенарес яростно негодовал из-за побега вдовы брамина, которой удалось избежать погребального костра. Тысячи жителей окружили его дом, во дворе его ждали все почетные горожане, пытавшиеся уговорить его выдать ее. Среди них находился и ее родной отец, заявивший, что не станет больше содержать свою дочь – лучше пусть ее сожгут на костре, он все равно больше не пустит ее к себе на порог. Жуткие вопли толпы уже начинали действовать на нервы молодому человеку, который в эту тяжелую минуту до конца осознал, какую ответственность взваливает он на свои плечи в таком городе, как Бенарес, с населением триста тысяч человек, городе, в котором то и дело вспыхивали кровавые мятежи. Наконец его осенило.
«Ваш бог явно отказался от своей жертвы, – обратился он к толпе. – Ее отвергла даже священная река. Она не плыла, ее несло само течение, а за ней бежала огромная толпа, и все это видели. Она не оказывала сопротивления, но и река ее не приняла. Если бы женщина была желанной жертвой, то после того, как ее коснулся огонь, священная река должна была ее поглотить, но этого, как видите, не случилось…».
Такое объяснение пришлось всем по душе. Отец сказал, что после таких веских аргументов он вернет в свой дом дочь, а довольная толпа постепенно рассеялась.
Только в 1829 году обряд сжигания на костре вдов в Бенгалии был официально запрещен лордом Уильямом Бентинком. Однако перемены в укладе жизни утверждались очень медленно, и обряд сати все еще существовал во владениях раджей, на что англичане могли влиять лишь косвенным путем. Во многих карликовых государствах престиж властителя часто определялся количеством женщин, сожженных живьем у него на похоронах. Число холостых залпов из орудий, когда он посещал генерал-губернатора, было слабым утешением и в счет не шло. Напряженная обстановка в стране достигла наивысшей точки в 1833 году, когда британское общественное мнение было просто поражено подготовкой к похоронам раджи Идара, чей труп был сожжен на костре вместе с семью живыми женами, двумя наложницами, пятью служанками и одним личным слугой. Британский резидент в Идаре и Ахмаднагаре был исполнен решимости впредь не допускать массовых ритуальных расправ, но тут ему сообщили, что в бозе почил и раджа Ахмаднагара. Так что он не успел предпринять никаких решительных действий. Только после того, как на костре в Ахмаднагаре с трупом раджи сгорели пятеро его живых жен, он направил туда свои войска с артиллерийским подкреплением. После коротких боевых стычек резиденту удалось вырвать у сына раджи твердое обещание больше не проводить обряда сати ни для себя самого, ни для своих наследников…
Существует еще и японская разновидность ритуальных убийств, которая возведена в настоящий культ в драматических пьесах театра Кабуки, благодаря которому она стала известна во всем мире.
На Западе такой обряд называют «харакири», что дословно означает «вспарывание живота», – слово, которого впору стыдиться каждому воину-самураю. Правильный термин для его названия – «сэппуку». Для японцев слово «сэппуку» исполнено особой тайны, которая связана с древним представлением о животе как вместилище разума. Поэтому, совершая сэппуку, отважные мужчины тем самым очищали себя от греха, за что, собственно, они и умирали. Но хотя Японии этот ритуал принес широкую известность в мире, подобные церемонии наблюдаются повсюду в Азии, а Япония составляет только незначительную часть ее обширной территории. Некоторые племена в Восточной Сибири проявляли удивительную склонность к самоубийству, а самоеды, например, открыто утверждали, что самоубийство – это «акт, угодный Богу».
