Перед самым рассветом, приблизившись к хижинам, они начинают швырять на соломенные крыши «огненные шары», сделанные из сухой, легко воспламеняющейся коры некоторых деревьев. Далее Дальтон продолжает: «Крыши хижин, одна за другой, быстро воспламеняются. Раздается громкий боевой клич воинов, сопровождаемый треском полыхающей соломы и грохотом падающих на землю шестов и стен. Кровавая расправа начинается сразу же после возникшей паники. Всех жителей-мужчин либо насаживают на копья, либо разрубают на куски, когда они, охваченные ужасом, спотыкаясь, пытаются по лестнице выбежать из охваченных огнем хижин. Пламя хорошо освещает местность, что позволяет нападающим воинам различать и женщин.
Женщины с детьми, те их них, которые не сгорели живьем, устремляются в джунгли по знакомым тропинкам, но там их уже ожидает боевое охранение, от которого нет спасения. У них нет иного выхода, кроме капитуляции. Их всех собирают в одном месте и приставляют к ним часовых…».
Дальтон подчеркивает тщательно разработанные меры предосторожности, позволяющие воинам экспедиции не дать улизнуть от них не одному жителю поселка. На всех тропинках и дорогах стоят охранники, охраняется и берег реки, посередине которой качаются на волнах каноэ с часовыми, следящими за любым безрассудным человеком, которому взбредет в голову переплыть через реку на другой берег, чтобы спастись.
При проведении таких экспедиций тщательно учитывается время суток. Туземцы считают, что сон наиболее крепок на рассвете, вот почему они выбирают этот момент для неожиданной атаки. Небольшой дождь им на руку, так как во время дождя люди спят без задних ног. Но ливень в таком деле недопустим – от воды промокают крыши и гаснут «огненные шары». В таком случае утрачивается элемент неожиданности и паники не возникает.
Старых, захваченных в плен женщин убивают на месте. У пленников-мужчин отрубают головы. Мозг из них извлекается как можно быстрее. Головы потом держат на огне, чтобы получше сохранились.
Дальтон сообщает об одном знакомом вожде племени по имени Сельги, воины которого привезли с собой из экспедиции за черепами, продолжающейся около шести недель, более семисот человеческих голов, треть из них составляла его личную добычу. «Даяк, – объяснял он Дальтону, – готов перенести любые страдания с радостью, если в результате он в награду получит хотя бы одну дополнительную голову».
Далее Дальтон рассказывает о своих впечатлениях как очевидец: «Я присутствовал при нападении людей Сельги на два поселка. Все его жители оказались захваченными врасплох, и, конечно, бой велся только с одной стороны, хотя кое-кто и оказывал сопротивление. Я не заметил, чтобы они отражали наносимые яростные удары оружием; они скорее безропотно принимали их на свои щиты или бамбуковые головные уборы. Во время кровавой массовой расправы стоял ужасный шум и грохот, и в этой вакханалии с большой охотой принимали участие те женщины их племени, которым удалось уговорить воинов дать им место в своем каноэ. Старые даяки любят порассуждать о своих успехах в таких вот экспедициях. Ужас в глазах женщин и детей, которых они захватывали, безжалостно калечили, а потом убивали, – неиссякаемый источник большого удовольствия и даже забавы, когда они, собравшись вместе, вспоминают о своих славных боевых подвигах».
На соседнем большом острове Суматра каннибализм вполне сравним с людоедством племен даяков, и здешние каннибалы по свирепости превосходят даже страшных любителей человеческой плоти с островов Фиджи (о фиджийцах разговор впереди).
Вот что пишет о них доктор Мейнар: «Моральный кодекс батаков Суматры позволяет им съесть живым человека, совершившего прелюбодеяние, а также тех, кто совершает кражи по ночам, пленников, тех, кто предательским образом нападает на жителей дома или одинокого туземца. Казнь происходит немедленно, без проволочек, в присутствии всего населения деревни. В случае прелюбодеяния требуется соблюсти одну, последнюю формальность: родственники преступника должны в обязательном порядке присутствовать при исполнении приговора. Муж, жена и другие люди, непосредственно оскорбленные такими его действиями, имеют право на получение ушей осужденного. Затем каждый из присутствующих в соответствии с его рангом выдирает для себя любимый кусок. Главный судья, отрубив преступнику голову, подвешивает ее над дверью своего дома в качестве законного трофея.
Мозг жертвы, который батаки наделяют магическими свойствами, сохраняется впрок в тыкве. Внутренности обычно не едят, но ступни ног, сердце, приготовленное с рисом и солью, считаются деликатесом. Человеческое мясо едят всегда только в сыром виде или же зажаренным на вертеле на месте совершения преступления, причем употребление пальмового вина и прочих крепких напитков строго-настрого запрещено на таких трапезах, организованных правосудием, на которых разрешается присутствовать только мужчинам. Иногда кровь злоумышленника собирают в стволы бамбука. В нарушение существующего закона женщины, прибегая к любым уловкам, используя свои чары, стараются во что бы то ни стало принять участие в таких тайных чудовищных праздниках.
Некоторые путешественники утверждают, что батаки отдают явное предпочтение человеческой плоти по сравнению с любой другой, но занимаются людоедством только во время войны и после вынесения смертного приговора. Другие обвиняют их в обряде уничтожения в мирное время от шестидесяти до ста рабов ежегодно. Но сегодня батаки уже не убивают своих родителей, когда они из-за своего преклонного возраста не могут работать. Прежде каждый год, когда поспевали лимоны, старые люди добровольно принимали смерть. По такому случаю собирались все члены семьи. Старик, собрав все оставшиеся силы, прыжками направлялся к дереву, где его подвешивали не очень туго на ветке за обе руки, и он висел в таком положении, покуда не падал на землю. Танцующие вокруг него соседи, родственники и дети распевали такой рефрен: «Созревший плод непременно упадет!»
Затем они набрасывались гурьбой на упавшего, избивали до смерти, расчленяли труп и съедали его, окуная куски мяса в «самбуль» или посыпая «кари». Когда англичанин предлагает батакам чашку чая или стакан молока, они с отвращением отказываются от угощения, резким голосом отвечая: «Детям необходимо молоко, батаки пьют только кровь!»
И. Джеймс, известный исследователь каннибализма и жертвенных обрядов среди ацтеков и других народностей, так говорит о племенах Борнео и соседних островов. Так как его, как правило, интересует церемониальная сторона человеческих жертвоприношений, он обнаруживает более глубокую причину, лежащую в основе подобной практики, характерной для даяков и соседних с ними племен.
В Индонезии «охота за черепами» играла такую же роль, как и человеческие жертвоприношения, связанные с сельским хозяйством и культом мертвых, – и в первом, и во втором случае главные причины идентичны. Голова считалась органом, в котором сосредоточивается большая часть «субстанции души». Бирманские карены, например, считают, что «тцо», или «жизненная сила», обитает в верхней части головы (индейцы племени ноотка в Британской Колумбии, Канада, считают душу крошечным человеком, живущим в макушке головы). На Сиаме особую осторожность следует проявлять при стрижке волос, чтобы не побеспокоить обитающую в голове «куан» – душу. Многочисленные табу на стрижку волос, тщательное оберегание головы с помощью головных уборов и различных приспособлений возникли из поверья, что душа находится именно там. Несомненно, что обычай «охоты за черепами» основывается на том же представлении.
