Такая мелкая деталь, как откусывание носа у жертвы, заинтересовала антрополога Уильямса, когда он занимался исследованиями обычаев и ритуалов племен, проживавших в дельте реки Пурари. Ученый обнаружил, что они постоянно испытывали нужду в человеческих жертвах, что было связано с любопытной и по-своему уникальной церемонией посвящения в воины молодых членов племени – «гони». Как и в «Обществах леопарда» в Сьерра-Леоне, здесь такие вылазки за черепами тщательно готовились, проводились тайно и обычно под покровом ночи. Но не всегда. Он приводит такой пример в своем исследовании: «Группа туземцев из племени кайру из своих каноэ выследила одинокого туземца из другого племени. Они, причалив к берегу, пошли по его следам, а тот все углублялся в джунгли. Вскоре они его нагнали и пронзили кинжалом из кости казуара. Затем его притащили на берег реки, где попросили другого члена их «экспедиции за черепами» нанести жертве последний решающий удар. Это, между прочим, характерная особенность всех таких набегов».
Тот воин, который захватывает в плен или сбивает с ног жертву, называется «кениа ваке», и по такому случаю все ему оказывают почести. Но он, по сути дела, не приканчивает жертву, это должен сделать за него кто-то другой. Этот другой, его соплеменник, убивающий жертву, получает единственную привилегию – имеет право откусить у нее нос. Его называют «поке ваке», что означает «человек-нос».
У этого племени жертвы не всегда сразу же расчленяют. Иногда труп кладут на пол в хижине, и каждый желающий может подойти и отрезать от него понравившийся ему кусок.
Обряды туземцев Папуа, связанные с «охотой за черепами», как и подобные обряды на Борнео, восходят к культу предков, и у племени асматов, живущего на территории бывшей австралийской Новой Гвинеи, сохранился весьма колоритный миф по поводу их происхождения.
Жили-были два брата. Старшего звали Десоипитс, а младшего – Бивирипитс. Однажды принес младший домой поросенка, которому собирался отрубить голову.
Когда он извинился перед старшим за то, что не смог раздобыть человеческую голову, тот ответил: «Ну что же, возьми мою!» Бивирипитс, поймав брата на слове, проткнул его копьем, а потом бамбуковым ножом отрезал ему голову. Но отрезанная голова вдруг заговорила, отдавая приказы Бивирипитсу, которые он прилежно исполнял. Вначале голова научила его идеальной технике обезглавливания врагов, а также посвятила в те обряды, которые должны выполнять «охотники за черепами» по возвращении в деревню после набега. Она указала ему на ключевую роль, которую призваны играть черепа жертв при посвящении молодых воинов. Наконец, она обучила Бивирипитса, а с ним и все последующие поколения своего клана, как нужно приготавливать отсеченные или отрезанные головы. Вечером ее следует зажарить, всю ночь продержать на чердаке, а на следующее утро снять с нее скальп. После того как будет извлечен и съеден мозг, череп красят смесью золы, охры и мела, украшают клочками шерсти казуара и бусинками. В таком разукрашенном виде череп вполне пригоден для церемонии посвящения.
Человеческие черепа требовались для самых разнообразных целей, таких, например, как освящение дома холостяка или смерть вождя. Но прежде всего отрубленная голова была незаменимым атрибутом при совершении обряда посвящения в воины юношей племени, обряда, о котором подробно рассказал Десоипитс, ставший первой жертвой. В самом начале такой церемонии череп клали между раздвинутыми ногами новичка, сидевшего в такой постыдной позе на полу в доме холостяка. Череп прикладывали к промежности юноши, и в таком положении он находился два-три дня. Все это время он должен был, уставившись на мертвую голову, внимательно изучать ее, принимая пищу только тайно, когда его никто не видел.
После такого продолжительного бдения все жители деревни облачались в свои лучшие наряды, а их каноэ заново красились. Новичок обычно стоял в лодке своего родственника перед положенным на дно черепом. Вначале своим поведением он напоминал старца. Он делал вид, что все силы покидают его, и в конце концов в полном якобы изнеможении падал замертво на дно лодки. В этот момент его поднимал один из братьев матери вместе с черепом и бросал его в море. После этого акта очищения он «возрождался» и теперь принимался исполнять роль младенца, а затем и маленького ребенка, не умеющего обращаться с веслом. Такие церемонии сопровождались замысловатыми ритуальными танцами, а новичок при этом держал над головой череп. И, точно как первый легендарный новичок, он при посвящении взял имя Десоипитса, обезглавленного им брата. Поэтому, когда «охотник за черепами» завладевал чьей-нибудь головой, было очень важно узнать имя ее владельца.
В отличие от даяков, народности Новой Гвинеи не считали человеческий череп столь необходимым для заключения брака. Здесь молодым людям требовались черепа человека в более молодом возрасте только для того, чтобы с его помощью физически развить свое тело и достичь половой зрелости. Когда череп помещали у новичка между ног, то делали это так, чтобы он касался его гениталий. Односельчане утверждали, что после этого юноши быстрее растут. Роль черепа, таким образом, изменилась. Молодому даяку требовался череп, чтобы доказать, что он уже достиг половой зрелости и готов к браку, а для папуаса он не был доказательством его мужской силы, а лишь средством для ее получения.
Каннибализм в Новой Гвинее был в меньшей степени целью в себе, а скорее следствием «охоты за черепами», даже если в некоторых случаях чужаков убивали и съедали, считая их вполне приемлемой и вкусной пищей.
Вероятно, самым большим научным авторитетом в исследовании жизненного уклада племен Новой Гвинеи можно считать К.Г. Зелигмана, который очень много о них написал, приводя громадное количество документальных подтверждений своей теории в том, что касалось их привычек, обычаев, религиозных и магических церемоний, их табу и традиций. Он категорически утверждает: «В подавляющем большинстве случаев каннибализма в юго-восточных районах Новой Гвинеи съедение человеческой плоти было составной частью торжественного акта мести, который был делом чести каждой туземной общины, и он, как правило, предпринимался от имени членов племени, либо убитых, либо съеденных другими этническими группами, с которыми это племя враждовало».
В то же время ученый считает, что в очень незначительных случаях съедение человеческого мяса было не актом возмездия, а скорее просто удовольствием. Абсолютных чужаков, вторгавшихся на территорию этих племен, обычно убивали и съедали. И он добавляет по этому поводу: «Они, конечно, не могли стать постоянным и надежным источником снабжения туземцев такой пищей». Что же здесь удивительного, принимая во внимание печально знаменитые обычаи племен Новой Гвинеи!
«В каннибализме юго-восточных районов Новой Гвинеи, – продолжает Зелигман, – можно выделить два основных фактора: обязанность отомстить за члена клана или жителя деревни, а также желание насладиться человеческой плотью, которая, несомненно, всем очень нравилась. Те люди или группа людей, которых съедали, чтобы отомстить за съеденного враждебно настроенной общиной их товарища, назывались «майа»».
В Новой Гвинее человеческую плоть обычно варили, но гораздо реже встречался обычай тушить ее. Пенис, считавшийся особо почитаемой пищей, рассекался пополам и поджаривался на раскаленных углях. Лучшими частями тела, настоящими «деликатесами», там называли язык, руки, ступни ног и грудные железы. Мозг, извлеченный из «большой дыры» в сваренной голове, разрезался на кусочки, которые были самым любимым угощением. Кишки и прочие внутренности тоже съедались, как яички и женские наружные половые органы, к тому же очень многие члены племени предпочитали есть такое мясо сырым, хотя это было сделать гораздо труднее, чем есть его хорошо приготовленным.
