– Кто же его разберет? – пожал плечами Жмых.
– А мы с вами на что? За ним на форуме значится какое-либо выступление или он участвует как слушатель?
Прежде чем ответить, Жмых полез в свою папку, лежавшую здесь же, на столике. Полистав бумаги, ответил:
– Из двадцати двух членов американской делегации доклады будут делать семеро, в том числе и Саммерс. Он выступает послезавтра на шестом пленарном заседании. Тема доклада: «Деятельность Федеральной Резервной Системы США в свете мирового финансового кризиса».
– Сурьезная тема, – постукивая пальцами по подлокотнику кресла, произнес Кондратьев. – Интересно, если предположить, что в ближайшие день-два его место может занять Вишнев, то как в Лэнгли могли решить проблему с докладом?
– Мне кажется, тут все ясно: Вишнев должен покинуть Россию до шестого пленарного заседания, то есть до послезавтра.
– В таком случае напомните нашим сотрудникам, дежурящим на пропускном пункте у посольства, чтобы они особое внимание уделили Саммерсу.
– Уже напомнили раз сто.
– Ничего, сто первое напоминание не помешает, – Кондратьев поднялся из кресла. – Вы пока оставайтесь здесь, а я поднимусь к руководству – расскажу им про наших «гангстеров».
Тем временем в посольстве уже во всю шел светский раут: официанты в накрахмаленных белых рубашках при бабочках разносили на подносах фужеры с шампанским и вином, а гости и дипломаты ходили по залу и под звуки классической музыки, доносившийся из динамиков, разглядывали картины американских живописцев – тех самых, что участвовали в московской выставке. Раутом заправлял второй посол, поскольку первый находился в отъезде: улетел на родину для консультаций в Госдепе. Вокруг второго посла крутились представители российской несистемной оппозиции, которые выражали ему поддержку в связи с последними событиями и связанной с ними блокадой. Особенно выделялась Яблонская, которая, держа в руке бокал с шампанским, возмущалась:
– Это неслыханное оскорбление – установить пропускной пункт у посольства суверенной страны! Да как они смеют так себя вести?! Господин посол, ни в коем случае не поддавайтесь на эту провокацию. Знайте, что в этой стране есть честные люди, которые всей душой переживают за вас. Если надо, мы выведем тысячи наших сограждан на улицы.
Слушая ее, посол улыбался и кивал головой. Эта экзальтированная дама была ему неприятна, но он знал, что ее ценят в Госдепе, поэтому вел себя с нею как истинный дипломат – скрывал свои подлинные чувства за улыбкой. Сам же внимательно следил за тем, как ведут себя главные участники этого действа – люди, от действий которых зависело то, о чем говорила Яблонская, – сроки посольской блокады. Посол следил за сотрудниками резидентуры ЦРУ, которые, фланируя между гостями с бокалами, сужали круги, все ближе приближаясь к двум гостям, которые, стоя у одной из картин, что-то живо между собой обсуждали. Это были Чак Коламбус и Клайв Флиндерс. Наконец, один из сотрудников ЦРУ подошел к этим двум и, сделав вид, что он тоже хочет поучаствовать в их обсуждении, встрял в их разговор. Цэрэушник пробыл с ними несколько минут. Потом, чокнувшись с обоими бокалом, удалился. После чего Коламбус и Флиндерс постояли у картины еще пары минут, а затем отправились в сторону туалетной комнаты. Однако, не доходя до нее нескольких шагов, они скрылись за неприметной деревянной дверью, которая вывела их в небольшой коридор с лифтом. Никто из гостей не обратил на их исчезновение абсолютно никакого внимания, поскольку в тот самый миг, когда это произошло, на небольшую авансцену в дальнем конце зала вышел представитель посольства и обратился к собравшимся с приветственной речью.
Между тем Коламбус и Флиндерс, спустившись на лифте в подвальное помещение, оказались в широком коридоре, где их уже поджидали двое сотрудников посольской резидентуры. Они повели их по специальному тоннелю, который вел к той части здания посольства, где находились помещения резидентуры ЦРУ, куда всем остальным посольским работникам вход был заказан. Затем они снова сели в лифт и вскоре оказались на нужном этаже. Там они прошли по длинному коридору в самый его конец, пока наконец не очутились в комнате, где гостей дожидались резидент Лоренс Макфи и его заместитель Эдвард Нортон. Гости обменялись с ними рукопожатиями, после чего Коламбус спросил:
– Где наш клиент?
Вместо ответа Макфи открыл дверцу, которая была у него за спиной, и жестом пригласил гостей пройти в соседнее помещение. Те повиновались и очутились в комнате, которая была приспособлена под гримерную. В ней стояло трюмо с большим зеркалом, шкаф, несколько кресел, а по стенам были развешаны фотографии двух мужчин – Флиндерса и того самого человека, который поджидал гостей, стоя возле трюмо. Это был Лев Вишнев. Пожав ему руку, Коламбус взял дипломата за плечи и в течение минуты внимательно разглядывал его лицо, изучая на нем каждую черточку. Затем попросил занять место в кресле, а сам обратился к цэрэушникам:
– Где мои инструменты?
Нортон открыл шкаф и извлек на свет большой кофр, который сегодня утром прибыл из Америки с дипломатической почтой. Это были гримерные принадлежности Коламбуса. Взяв кофр, гример поставил его на свободное кресло и открыл молнию. И первое, что он извлек на свет, был портативный магнитофон с вставленным в него диском, на котором были записи Лондонского симфонического оркестра, исполняющего обработки классических произведений. Время звучания диска было ровно три часа – именно столько времени собирался потратить Коламбус на то, чтобы превратить Вишнева во Флиндерса. Последний, кстати, все еще стоял посреди комнаты, с интересом рассматривая свои фотографии, развешанные по стенам: все они были испещрены специальными пометками, которые Коламбус нанес перед своим отлетом в Россию.
– Если у вас столько моих изображений, может, мне стоит удалиться? Так хочется выпить вина и послушать настоящий панк-рок, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Флиндерс.
– Разве фотографии могут сравниться с оригиналом? – раскладывая на трюмо гримерные принадлежности, ответил Коламбус. – Они мне понадобятся для окончательной подгонки внешности. А что касается музыки… Вместо панк-рока послушайте лучше Моцарта и Вивальди: они полезнее для нервной системы. Так что не будем тратить времени попусту, прошу вас, садитесь.
Указав Флиндерсу на свободное кресло, Коламбус нажал на кнопку «Play» на своем магнитофоне. В комнате зазвучала приятная расслабляющая музыка. После чего гример обратился к цэрэушникам:
– А вот вам придется удалиться: лишние люди меня только отвлекают.
Не сказав ни слова, Макфи и Нортон вышли из комнаты. Как только за ними закрылась дверь, Коламбус подкатил кресло, в котором сидел Флиндерс, поближе к креслу, в котором восседал Вишнев, и взялся за работу: с помощью ножниц и машинки для стрижки волос стал состригать с головы Вишнева его кудри, делая такие же залысины, какие были у Флиндерса…
На диске Чака оставалась еще пара композиций, когда он управился со своим делом – теперь в креслах напротив него сидели сразу двое Клайвов Флиндерсов. Даже настоящий Флиндерс, взглянув на своего двойника, присвистнул: сходство было поразительное. Виртуозные руки гримера воспроизвели на двойнике все детали лица цэрэушника, начиная от его сломанного в юности носа с небольшой горбинкой и заканчивая усами, козлиной бородкой и слегка всклокоченной шевелюрой. В надежде поделиться своими впечатлениями с посторонними, Флиндерс вышел в коридор, чтобы позвать главу резидентуры ЦРУ. Но вместо него он нашел там одного из подчиненных Макфи, который немедленно вызвал своего босса по мобильной связи. И спустя пять минут резидент в сопровождении все того же Нортона объявились в кабинете, ставшем на время гримерной комнатой.
