– Ну, а что? – Моя романтичная подружка с удовольствием поддержала тему. – Кактусы – тоже живые существа, как же им не реагировать на Луну в ретроградном Меркурии?
– Кактусы, реагирующие на Луну, это уже оборотни какие-то! – поежился Эдик и талантливо завыл. – У-у-у-у-у!
В квартале частных домов залились лаем собаки.
– Надеюсь, укол иголками не приводит с заражению кактусотропией! – подхватила шутку Юля. – Не хотелось бы каждое полнолуние зеленеть и покрываться колючками!
– Хорошо бы для начала вытащить те колючки, которые мы уже подцепили, – напомнила я, не спеша веселиться.
У меня в указательном пальце совершенно точно засела кактусовая заноза. Я боялась, что ранка воспалится.
– О, я знаю, где мы найдем помощь! Нам туда! – сориентировался Эдик.
Я посмотрела в указанную сторону.
Над массивом темных приземистых зданий неразличимой в потемках архитектуры и невнятного назначения огненно-красным горели два загадочных слова: РА МПУ.
– Это что, кабинет корейской медицины?
– Необязательно корейской, возможно, египетской, – предположила Юля. – Ра – это ведь бог Солнца в Древнем Египте, правильно?
– Правильно, – подтвердила я. – А кто такой Мпу?
– Звучит по-африкански, – задумалась Юля.
– Я не пойду лечиться к темнокожим! – решительно объявила я. – Прошу прощения за нетолерантность, я не расист, но негров не люблю. Особенно негров в белых халатах. У меня с ними связано шокирующее воспоминание детства.
– Какое? – живо заинтересовалась Юля.
– Как-то раз во времена моего счастливого детства нашему семейному матриарху, моей любимой бабуленьке Ксении Митрофановне, стало плохо, – поведала я. – «Скорая» увезла ее в больницу, там старушку сразу же положили на операционный стол, а дежурный хирург был нетрезв и прислал вместо себя стажера-интерна зимбабвийского происхождения.
Юля хихикнула.
Я строго посмотрела на нее и договорила:
– А бабуля, дожидаясь доктора, уже богу помолилась и на всякий случай с жизнью попрощалась, приготовилась, если что, уходить на тот свет. И как раз перебирала мысленно все свои грехи, встревоженно прикидывая, в рай ее возьмут или в ад? И тут, представьте, заходит, засучивая рукава, какой-то черный черт и на ломаном русском объявляет: «Прывэт, бабуня, я прышел за тобой!»
– А бабуня что?
– А бабуня без малого все! Чуть кони не двинула бабуня, еле откачали! Сердечный приступ приключился, представь, на фоне обострения желчекаменной болезни! – Я сокрушенно покачала головой. – С тех пор я негров в медицине не люблю…
Тут рядом кто-то захрюкал, как африканский бегемот, и захохотал, как соплеменная бегемоту гиена.
Я обернулась на звуки джунглей и увидела Эда в полуприсяде. Его буквально скорчило от смеха.
– Мог бы проявить побольше сочувствия к чужой бабушке! – укорила его Юля, поспешив спрятать собственную ухмылку.
– Я не над бабушкой, я над девушками смеюсь! – сквозь смех выдавил из себя наш приятель. – «Ра Мпу», кабинет египетско-зимбабвийской медицины, это же надо такое придумать! Девки, вы что? Это никакое не РАМ ПУ, это ТРАВМПУНКТ, просто некоторые буквы не светятся! Идемте уже, пока и туда не опоздали!
Мы послушно пошли куда сказано, но по пути я ворчала, что медучреждениям, малобюджетным настолько, что не хватает на новые лампочки, я доверяю не многим больше, чем темнокожим эскулапам.
А зря.
В травмпункте вел прием веселый доктор нормальной среднерусской наружности. Нашим с подругой ранениям он не сильно удивился, сказав, что я и Юля за сутки соответственно третий и четвертый пациенты с такими травмами.
– То есть беглые кактусы под влиянием ретроградного Юпитера действительно нападают на людей? – дурашливо округлил глаза Эдик.
– Узнаю, кто подбрасывает мне в приемную «желтые» газеты – направлю принудительно на клизму, – покачал головой эскулап.
Он быстро и безболезненно – видно было, что наловчился, – вынул две занозы из моих пальцев и три из Юлиных, прописал нам согревающую мазь и отпустил с миром.
Медсестра-регистратор Маргарита Викторовна невозмутимо выслушала распоряжение доктора «выбросить к чертовой матери дурацкие газетенки из приемной» и демонстративно понесла непрофильную прессу на помойку.
Все равно эта конкретная газета уже устарела. Маргарита Викторовна знала, что завтра в ее почтовом ящике появится новый номер, и ожидающие своей очереди на прием страдальцы будут только рады свежему чтиву. Люди отвлекутся, малость успокоятся, и к Маргарите Викторовне в ее окошечко с ненужными вопросами лишний раз соваться не будут. Всем хорошо!
Ближайший мусорный контейнер находился в проулке у соседней поликлиники. По пути к нему Маргарита Викторовна ознакомилась с объявлением на воротах и оторвала от него лепесток с телефонным номером.
Маргарита Викторовна регулярно читала «желтую» прессу, и версия о бешеном кактусе, покусавшем за сутки четырех человек, не показалась ей невероятной.
Воскресенье
Наутро, размотав бинты, мы с подружкой обнаружили, что наши расцарапанные руки выглядят получше, но отнюдь не идеально.
– Эх, недостаточно еще холодно для того, чтобы перчатки надеть, – посетовала Юля. – А с такими лапами ходить – только людей пугать. Что ж нам, в выходной день дома сидеть придется?
– Давай сходим в кино, – предложила я. – В темном зале никто не увидит, какие у нас руки.
– В темном зале?
Юля заколебалась.
– Поль, ты, может, забыла, но на меня, вполне вероятно, маньяк охотится… Вдруг он подберется ко мне в кромешной темноте со своей фатой-удавкой? В кинотеатре звук такой, что моих последних тихих хрипов никто не услышит, да и самого маньяка никто не заметит: если фильм интересный, все на экран смотреть будут!
– Пойдем на неинтересный, – неуверенно предложила я.
– На неинтересный я не хочу!
– Тогда сядем на последний ряд, чтобы маньяк к тебе сзади не подобрался!
– А он подберется сбоку!
– Так ведь сбоку буду я!
– А с другого боку? Ты меня только с одной стороны прикрыть сможешь, с другой-то я буду беззащитна!
– А-а-а, я поняла.
До меня дошло, к чему эта дискуссия.
– Ты намекаешь, что нам нужно взять с собой в кинотеатр еще кого-то.
Юля энергично кивнула.
– Может, Гавросича позовем?
Юля энергично помотала головой.
– Тогда кого же? – Я притворилась, будто не могу прочитать мысли сексуально озабоченной подружки.
– Может, Эдик согласится, – сказала она и поковыряла тапкой паркет, изображая смущение.
