– Да он уже концы отдал, похоже! – рявкнула Полина Павловна. – Вы не поняли? В люке пончо, в пончо труп, а мы в шоке и не знаем, что делать!!!
– Стоять на месте и ничего не предпринимать! – рявкнул в ответ следователь. – Сейчас приеду!
Ромашкин не обманул, приехал быстро – минут через десять. Все это время мы честно стояли на одном месте, которое очень неудачно пришлось на водный бассейн быстро формирующейся лужи, и в результате промочили ноги. Все восемь.
«Газик» влетел во двор на двух колесах, но, спасибо, без сирены и мигалки. Резко затормозив в луже и тем самым погнав волну на нас, и без того уже подмоченных, машина остановилась. С переднего пассажирского сиденья выбрался следователь Ромашкин – без зонта, но в бейсболке с плотным козырьком. С козырька тут же густо закапало: дождь усилился.
– Сынок, это ты? – воззвал к прибывшему Гавросич, не враз распознав знакомое лицо за завесой капели. – А мы тут ждем-пождем…
– С утра до ночи, – преувеличив, пробормотала знатная любительница Пушкина Юлия Тихонова. – Инда очи разболелись, глядючи с белой зори до ночи!
Эдик посмотрел на нее с уважением, Гавросич – с претензией: мол, старорусский стиль – это его прерогатива.
– Где труп? – Следователь изъяснялся четко, ясно и сразу перешел к делу.
– Там! – Мы тоже сделались четко ясными и указали на низвергающийся в люк водопад.
Следователь с нежной фамилией Ромашкин произнес несколько очень некрасивых слов, подвернул повыше джинсы, подобрался к люку и посветил в него фонариком.
Осветительный прибор у следователя был не чета нашим. Мощный луч враз истребил в колодезных глубинах загадочные тени и явил взору опасливо любопытствующих неподвижное тело в пестром пончо.
И пончо, и тело любопытствующие узнали сразу же.
Даже очкарик Гавросич разглядел:
– Это же баба Вера!
В чувствах старик опасно взмахнул молотком, и внимательный следователь не упустил эту интригующую деталь, поинтересовавшись с подозрением:
– А это у вас что?
– Молоточек, – Гавросич спрятал инструмент за спину.
– Молоточек, значит, – повторил Ромашкин. – А для чего?
– Чтобы забивать, – смущенно объяснил Гавросич.
– Забивать, – повторил Ромашкин, и я забеспокоилась.
А вдруг среди уголовных дел, знакомых нашему следователю не понаслышке, есть и такие, где убийца орудовал молоточком? Так сказать, забивал?
Кстати, еще неизвестно, как и от чего померла баба Вера! Вряд ли сама залезла тихо умирать в колодец, предварительно принарядившись в чистое пончо. А вдруг ее тоже того… молоточком? Тогда Гавросич будет первым подозреваемым.
– Ох, уж эти старые тимуровцы! – фыркнула я, спеша отвести нехорошие подозрения от нашего славного деда. – Ни дня без доброго дела на благо общества! Гавросич, смотрите, вот из лавочки еще гвоздик торчит, надо бы и его забить!
– Не сметь! – гаркнул следователь. – Ничего не трогайте, уходите вон туда.
Он указал на отдаленный уголок двора.
– А можно, мы домой пойдем? – жалобно попросила Юля. – Тут мокро, холодно, темно… Я, конечно, понимаю, что задержанный маньяк мне уже не угрожает, но мало ли какие опасности подстерегают юных девушек темной ночью…
– Маньяк, м-да, – Ромашкин посмотрел в люк, пробормотал что-то неразборчивое и разрешил: – Идите в дом, я позже поднимусь к вам. – И обернулся к машине, позвав: – Парни, за дело!
Покосившись на полезших из машины хмурых мужиков, мы выстроились в цепочку и гуськом потрусили к подъезду.
И из-за того, что первым шел Эдик, незнакомый с рельефом местности, а остальные старались идти след в след, по пути еще пару раз вступили в водосточную канаву и промочили свои восемь ног до колен.
Обещанного прихода Ромашкина ждали почти час. За это время успели поочередно отпарить ноги в тазу с горячей водой и переодеться в сухое.
Эдику Гавросич выдал собственные старомодные спортивные штаны с игривым названием «трико» – у деда большой запас таких подштанников, он постоянно носит их дома.
Следователь появился на пороге в самом жалком виде, мокрый с головы до ног. Едва взглянув на него, Гавросич побежал за очередными «трикошками», а потом загнал нас с Юлей в светелку, чтобы не глазели на Ромашкина с его вынужденным стриптизом. Дальше прихожей дед его сразу не пропустил, заставил сначала снять все мокрое.
В дедовом сиреневом трико и майке-алкоголичке следователю было неуютно, он смущался и прятал глаза. Эдик, напротив, приободрился: до появления Алексея смущался и прятался он. Дед усадил парней на кухонный диванчик, и там они смотрелись гармоничным комплектом, как пара волнистых попугайчиков.
Периодически хрипящая над их головами кукушка Варвара-отшельница добавляла сцене колорита классических «совковых» посиделок на кухне. Не хватало соответствующего натюрморта на столе: вместо бутылки и стаканов Гавросич выставил парадный чайный сервиз. Богемский, в нарисованных цветочных гирляндах и лепных завитушках, он разительно контрастировал со скромным пролетарским обликом наших гостей.
Все ждали, пока следователь приступит к рассказу или допросу – хоть к чему-нибудь пусть уже приступит! – но помалкивали, опасаясь ляпнуть ненужное.
А то поинтересуешься непринужденно, как погибла баба Вера, а тебе и скажут, что ее зашибли тяжелым предметом. Тут-то и вспомнится молоточек Гавросича.
– У меня для вас две новости, – в напряженной тишине, одолев первую чашку чая, сообщил наконец Ромашкин.
– Давайте сначала хорошую, – попросила я.
– А они обе плохие, – вздохнул следователь.
– Так не бывает, – нахмурилась Юля. – Должна быть какая-то хорошая. Надо просто правильно подать информацию. Вы подумайте как следует, не спешите.
– Сколько можно не спешить! – не выдержал Эдик.
Гавросич молча долил ему чаю.
– Кгхм, – кашлянул озадаченный Ромашкин.
Гавросич подлил горяченького и ему.
– Тогда так, – решился следователь. – Хорошая новость: вашего кактуса в колодце не было.
– Почему это хорошая новость? – нахмурился дед.
– Потому что в колодце его залило бы водой, а кактусам, я слышал, это вредно, – подумав, сказал Ромашкин. – А теперь плохая новость, приготовились?
– Да, – я зажмурилась.
– Маньяк по-прежнему на свободе.
– Как?! – Юля подскочила на табуретке. – Вы же сказали, что задержали его!
– Оказалась, что не его. Мы задержали одного бомжа, он обычно тут поблизости обитает, у речки. Костер палит, рыбку ловит… свадебной фатой.
– Фатой? – Я открыла глаза.
– Угу. Мы и подумали, что он и есть маньяк, – Ромашкин вновь смущенно кашлянул, кукушка в часах поддержала его бронхиальными хрипами. – Но пожилая женщина, тело которой нашли в колодце, была задушена именно так, как это делает маньяк. А на время ее смерти у задержанного бомжа железное алиби – он был на приеме у врача в травмпункте.
