– Крайне серьезно.
Алекс вернулся за стол и уставился на собеседника в упор:
– Знаешь, что будет, если маньяк действительно удовлетворится старушкой и не станет душить ни одну из трех местных девчонок?
– Праздник на нашей улице будет! – дурашливо возликовал Эдик.
– На нашей-то да, а на других?
– Не понял?
– Сейчас поймешь.
Алекс взял пустую чашку, со стуком поставил ее на край стола:
– Это Казань. Тут была задушена первая девушка, одна из трех участниц телепрограммы в столице Татарстана. Тогда никто не мог предположить, что это работа маньяка, это стало понятно только после второго убийства… – Он поставил в полуметре от первой чашки вторую: – Здесь, в Новгороде.
– А это был просто Новгород или Нижний Новгород? – зачем-то уточнил Эд.
– Нижний, а какая разница-то?
– А такая, что Нижний Новгород не настолько далеко от Казани, – Эд передвинул вторую чашку ближе к первой. – Ну, и что дальше?
– А дальше было убийство в Саратове, – Алекс поводил рукой над столом, определился с приблизительной географией и поставил третью чашку. – Его мы уже ждали, но предупредить не смогли, и очередная девчонка погибла. Но здесь и сейчас этого гада нужно взять, потому что другой такой возможности не будет!
– Это почему же? Я смотрел программу телепередач, новый выпуск шоу «Совет да любовь» выйдет в следующем месяце…
– Новый! – Алекс поднял указательный палец. – В том-то и дело, что в новом сезоне шоу будут снимать не в уездных городах, а в московской студии!
– Подраскрутили, стало быть, программу, – кивнул Эд. – Но что это меняет?
– Сам подумай! До сих пор если программа снималась в Саратове, то и девушки были саратовские. Если в Казани – казанские…
– Если в Новгороде – новгородские, я понял, и что?
– А то, что можно было с уверенностью определить город, в котором маньяк появится после выхода очередного шоу! А теперь как будет?
Алекс перевернул вверх дном чашки, символизирующие собой Казань, Нижний и Саратов, сдвинул их на середину и закрутил, как лихой наперсточник:
– Кручу, верчу, запутать хочу! Угадай-ка, где маньяк?
– Где-где, в Караганде! – не трогая чашки, досадливо откликнулся Эд. – Он уже понял: – Ты хочешь сказать, что участниц новой программы будут собирать со всей страны, после записи в Москве они разъедутся по своим городам, и тогда шансы выловить маньяка уменьшатся втрое?
– Равно как и шансы защитить девушек.
– Так, может, надо закрыть это шоу к чертовой бабушке?
– Боюсь, чертова бабушка в лице программной дирекции центрального телеканала решительно воспротивится.
Алекс перевернул чашки, поставил их нормально, машинально стер ладонью оставшиеся влажные круги.
– Да и не выход это. Знаешь, как автомобилисты говорят: «Дурной стук всегда наружу выйдет»? Так и с маньяком. Закрой программу – он перестанет душить невест из телешоу, но убивать-то не прекратит. Он же маньяк, придумает себе новый кровавый сериал! И неизвестно, сколько людей погибнет, пока его сценарий прояснится.
– Короче, лучшего времени и места для поимки маньяка, чем здесь и сейчас, уже не будет, – резюмировал понятливый Эдик. – Хотя нельзя исключать вероятность того, что свои гастроли в нашем городе он уже закончил, задушив бабу Веру. Это же маньяк, кто его знает, может, он засчитает старушку как девушку. Тем более что бабка была одинокая, бессемейная, считай, невеста Христова!
– А вот это именно то, чего мы никак не можем допустить! Маньяк не должен засчитать себе бабушку!
Следователь заговорщицки понизил голос, качнулся через стол и, гипнотизируя собеседника взглядом, отчеканил:
– Есть, приятель, грязная работенка – как раз для тебя.
Вторник
– Юля, просыпайся! Юля, поднимайся!
Зная, как долго подружка восстает ото сна, я начала заклинать ее сразу же, как пробудилась сама.
К числу эффективных мое заклинание не относилось. Какой-то результат проявился минут через десять.
– Юля, Юля! – сонным голосом передразнила меня подружка. – А вот тебе дуля!
И в полном соответствии со сказанным она скрутила фигу, очевидно, призванную знаменовать собой категорический отказ просыпаться и вставать.
Вектор дули, свернутой подружкой в полукоматозном состоянии, прошел далеко мимо меня, так что я не приняла оскорбление на свой счет и не обиделась.
Некогда было принимать и обижаться, надо было поторапливаться на работу.
– Юля, ты заметила, что по утрам, когда человек встает с постели, у него нет живота? – зашла я издалека и при этом, признайте, была достаточно деликатна.
– Уху, – то ли согласилась, то ли просто всхрапнула Юля.
– Хочешь, чтобы у тебя не было живота – вставай! – заключила я.
– Неправильный вывод, – возразила Юля и зевнула. – Правильный такой: хочешь сохранить фигуру – спи!
Я плюнула, запахнула халатик и вышла из светлицы.
И под дверью ванной столкнулась с Гавросичем.
Это было как столкновение двух поездов, один из которых прибыл не по расписанию. Причем опоздавшим поездом была вовсе не я!
– В чем дело, Гавросич? – спросила я крайне недовольно, даже забыв поздороваться, что обычно мне несвойственно. – Почему это вы не там, а тут?
– Потому что там занято! – Гавросич тоже не скрыл раздражения.
– Кем?!
Я прислушалась.
За дверью ванной мелодично журчала вода. Под аккомпанемент плещущих струй кто-то фальшиво распевал: «Я-а-а по-о-о-омню чудное мгнове-е-е-енье…»
Пение в отличие от мгновения не назвал бы чудным даже Робинзон Крузо, за двадцать лет отчаянно истосковавшийся по звукам человеческого голоса.
Тем более что на человеческий этот голос не очень-то походил.
Думаю, если бы на нашем с Гавросичем месте был композитор Глинка – автор данного романса на стихи Пушкина, – он как минимум горько заплакал бы. Казалось, что в ванной солирует музыкально бездарное животное отряда «Парнокопытные», семейства «Полорогие», подсемейства «Козлы».
– Передо мно-ой я-а-ви-и-илась ты-ы-ы! – с воодушевлением проблеял оккупант в ванной.
И я не выдержала – рявкнула:
– А ну, встань передо мной, как лист перед травой!
– Как Ференц Лист? – зачем-то уточнил Гавросич, явно сбитый с толку неурочным музицированием в санузле.
– Не дай бог! – испугалась я.
Если блеющее парнокопытное в ванной дерзнет напеть симфонию Листа «Фауст», я ему рога пообломаю! Даже моему долготерпению есть предел!
