— Похоже, ты только что нащупала первый вопрос, расследованием которого ты и займешься, Кэл, — сказал Шей, похлопав меня по плечу.
— Отлично. Только, может, в книге есть и другие подсказки, помимо пословицы? Как она звучит, прочитай мне еще раз.
— Крест — якорь жизни, — сказал он, изображая напыщенного ученого мужа. — Это последняя строчка книги. После нее рисунок.
Я записала фразу в блокнот посреди рассыпанных по странице треугольников.
— А что перед пословицей?
— Еще большая чепуха, — ответил Шей, и по его голосу можно было догадаться, что он расстроен.
— На последней странице в конце есть две фразы, стоящие отдельно от основного текста. Последнюю фразу мы уже читали — это пословица. Предпоследняя фраза звучит так: «Пусть отпрыск несет крест».
— Пусть отпрыск несет крест. Крест — якорь жизни, — пробормотала я себе под нос и увидела, как в его глазах забрезжила искра понимания. По спине прокатилась волна ледяного холода.
— А что означает этот отпрыск? — спросила я шепотом.
Он сглотнул, и кадык на его шее поднялся, а потом опустился.
— Это означает «потомок».
— Чей потомок? — допытывалась я, понимая, что была права и Шей — не простой мальчик.
— Да это неважно; потомок может быть чей угодно. Иногда это слово используют в значении «наследник».
— Шей, — сказала я, потянувшись рукой к его плечу, чтобы повернуть его к себе.
Я боялась дотрагиваться до него, но мне нужно было снова посмотреть на татуировку.
— Нет, — отрезал он, уворачиваясь от моей руки и отбегая к полкам, которыми было заполнено помещение.
Я вскочила на ноги.
— Это же ты. Ты несешь крест. Он у тебя на шее. Ты и есть этот отпрыск.
— Нет, нет, нет, — повторял он, отступая по мере того, как я приближалась к нему. — Это все просто розыгрыш. Или идиотская шутка.
Лицо его исказилось. Он посмотрел на меня с обидой.
— У меня есть татуировка, которой я не вижу. Мой дядя не человек, а колдун. А теперь я еще и какой-то дурацкий потомок, о котором написано в книге, которая появилась за сотни лет до момента моего рождения? Нет, я так не думаю.
Когда я сообразила, что он собирается сбежать, я сделала единственное, что могло спасти ситуацию.
— Шей, — вскрикнула я, и голос мой, острый, как бритва, заставил его остановиться.
Воспользовавшись моментом, я прыгнула, обернулась волчицей прямо в воздухе и сбила его с ног. Передними лапами я впилась ему в грудь, не давая подняться. Сидя на нем, я вновь обернулась человеком.
— Может, для тебя было бы лучше, если бы я лгала, но ты видишь перед собой девушку, которая способна в любой момент превратиться в волчицу. Ты помнишь об этом?
Я погладила его щеку рукой, чувствуя, как быстро тает мое тело от соприкосновения с ним. Я закрыла глаза, чтобы насладиться его запахом и теплом. Он приподнялся и обнял меня рукой за шею. Второй рукой он взял меня за голову и притянул к себе. Прежде чем я успела отреагировать, его губы уже сомкнулись с моими. Поцелуй начался с нежного, ищущего касания. Его губы так мягко прижались к моим, что я не могла двигаться, словно была зачарована. Я приоткрыла губы и позволила себе утонуть в водовороте разгоравшегося желания.
Шей целовал меня все крепче и жарче, рука его двигалась вниз по моей спине. Дойдя до края рубашки, она проникла под нее и стала ласкать обнаженную кожу. Мне казалось, что я пью солнечный свет. Рукой я гладила его грудь, потом шею, а после — резкую, мужественную линию подбородка. Я прижалась к нему, желая глубже погрузиться в те неведомые чувства, которые он умел будить в глубине моего тела. Мне хотелось почувствовать еще большую свободу и первобытную страсть.
Шей схватил меня за бедра и молниеносным движением перевернул на спину. Мы поменялись ролями — теперь он прижимал меня к полу. Руки его свободно гуляли под моей рубашкой, тело было крепко прижато к моему. Я чувствовала запах желания, которое поднималось в нем и смешивалось с моим. Воздух наполнился им, словно грозовая туча электричеством. Молния могла ударить каждую секунду.
Я не покорилась его силе, не дала придавить себя и лишить воли. Наоборот, я тянулась к нему, стремилась вверх, обвив его ногами. Он нежно гладил меня, изучая пальцами изгибы моего тела. Рука его то и дело задерживалась, прикасаясь к потаенным местам; от этих прикосновений у меня захватывало дух. Я чувствовала, как мы сливаемся в единое целое, мне казалось, что я не могу уже обходиться без него, но чувство это не рождало зависимости, наоборот, я испытывала ощущение безграничной свободы. Лаская губами его губы, я испытывала такое удовольствие, что сознание почти покинуло меня, и казалось, будто мир уносится куда-то, оставляя нас наедине, чтобы мы могли всецело насладиться друг другом.
Когда я выскользнула из его объятий, комната кружилась у меня перед глазами. Я поднялась на ноги, которые практически не держали меня, и сделала несколько неверных шагов по направлению к столу. Сердце неистово билось, грозя выскочить из грудной клетки. От его бешеной скачки болела грудь. Я не могу этого сделать, нельзя. Но мне так хотелось. Никогда так сильно ничего не хотела. Он встал с пола вслед за мной и стоял, глядя на меня и улыбаясь. В глазах его снова горел обычный огонек.
— Что-то не так?
Я сердито плюхнулась на стул, не в силах что-либо сказать и тихо ненавидя себя за это. Тело все еще болело от усилий, которые пришлось приложить, чтобы освободиться от объятий Шея.
— А, понятно, — сказал он, и улыбка на его лице померкла. — Правила поцелуев и твоя неизбежная свадьба. Когда она, кстати, напомни мне?
— В день Самайна, — ответила я, и сердце защемило от осознания, что до праздника остались считаные дни.
— Сам… Как? — попытался повторить трудное слово Шей. — Думаешь, я знаю, когда это?
Я вырвала из блокнота листок, скомкала и бросила в него.
— Для парня, имя которого у большинства ассоциируется с известной частью тела, слишком патетический вопрос.
Он поднял с пола скомканный листок и бросил его в ближайшую корзинку для мусора.
— То, что у меня ирландское имя, еще не повод быть экспертом во всех древних языках.
— Ну, латынь же ты знаешь, — возразила я.
— Ну, может, поэтому у меня и не было времени выучить остальные, — парировал он.
— Да, вполне возможно, — согласилась я. — Самайн.
— Ну, хорошо, Самайн, — сказал Шей. На этот раз он произнес название правильно. — День твоей свадьбы. Какое это число?
— Тридцать первое октября.
— Хэллоуин? — спросил он хмуро. — Как романтично.
— Хэллоуин — ерунда, а вот Самайн — серьезный праздник, — сказала я, бросая на него предостерегающий взгляд, который он проигнорировал. — И важен он тем, что…
