Висячие сады, считавшиеся одним из прославленных семи чудес света, возбуждали такое любопытство, что немецкие археологи, исследовавшие развалины города, стремились прежде всего найти доказательства их существования. Важным указанием служили упомянутые Диодором каменные своды с арками и особая система орошения, позволявшая поднимать воду в самую высшую точку садов. Если счесть фантазией арабские легенды о садах, парящих в воздухе, то рассказу Бероса, вавилонского историка, можно вполне доверять, ведь «висячим садом» κρεμαστός κήτος, он, вне всякого сомнения, называл небольшой парк, разбитый на крыше здания, – приблизительно такой же, как в описании Диодора.
Поэтому неудивительно, что Роберт Кольдевей с таким энтузиазмом воспринял открытие уникального сводчатого здания в районе южной цитадели Вавилона. Он сделал вывод, что это остатки тех самых знаменитых Висячих садов: ведь за исключением подпорок моста это было единственное каменное сооружение (Диодор особо упоминает каменные балки, образующие своды крыши и одновременно настил для садов. Кроме того, был найден необычный колодец, состоявший из трех сообщающихся между собой шахт, центральная из которых имела квадратное сечение, а две по бокам были прямоугольными. Предполагается, что подъемник с закрепленными на нем кожаными ведрами опускался в одну из боковых шахт, после чего ведра проходили под центральным колесом и поднимались по соседней боковой шахте. Скорее всего, наверху ведра опрокидывались, и вода выливалась в желоб, после чего они проходили над верхним колесом и снова опускались в колодец. Таким образом, это был замкнутый цикл. Наверху, вероятно, располагался еще один подъемник, доставляющий воду из желоба на стену и на верхнюю галерею, как предполагал Диодор; но доказательства существования второй части водоподъемной системы, разумеется, до нас не дошли. Центральная шахта, по всей видимости, служила вспомогательным туннелем, по которому рабочие спускались вниз, исправляя неполадки в работе нижней части механизма.
Эти находки пробудили необычайный интерес публики к раскопкам, и с тех пор ассириологи не могут пожаловаться на недостаток внимания. Но хотя археолог Роберт Кольдевей не сомневался в том, что он обнаружил остатки знаменитых Висячих садов, Уоллис Бадж, заведующий египетским и ассирийским отделами Британского музея, был почти так же уверен, что сады эти – исключительно плод воображения древнегреческих сочинителей. Кольдевей доказывал свою точку зрения при помощи цитат из Бероса, Ктесия, Страбона, Диодора и Курция Руфа; Бадж возражал ему цитатами из Филона Византийского, Антипатра Сидонского, Гигина и Плиния.
Между прочим, первым Висячие сады в списке чудес света упомянул именно Филон Византийский. Интересно, что он ничего не говорит о великом храме, вавилонском зиккурате. Но это и неудивительно: к тому времени, когда Филон составлял свой список, это грандиозное семиэтажное сооружение давно уже лежало в развалинах. Его руины видел еще завоевавший Вавилон Александр Македонский, отдавший приказ их расчистить. Страбон утверждает, что великий полководец выдал для этого 600 тысяч поденных выплат. По одному этому можно судить, что библейское описание Вавилонской башни не было таким уж преувеличением. «И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес…»
[26]
Прототипом легендарной башни, описанной в Книге Бытия, скорее всего, был величественный вавилонский зиккурат, посвященный богу Мардуку. Это известное святилище прославилось как «Дом основания неба и земли». Согласно Геродоту, оно состояло из восьми поставленных друг на друга башен, каждая из которых имела свой цвет; венчал их храм бога. Это сооружение устремлялось в небо на 297 футов и, таким образом, было самым высоким и грандиозным сооружением своего времени. Для евреев в изгнании это был символ ненавистных Вавилонских поработителей и их торжествующего бога. Библейское повествование о разрушении вавилонской башни представляет собой смешение реальных фактов и легенд. Историческая башня была разрушена по приказу ассирийского царя Синаххериба в 688 г. до н. э.; но впоследствии еврейские составители священных книг по-своему истолковали это событие, сделав его подтверждением своей религиозной концепции.
Как и в случае со многими другими ветхозаветными легендами, некоторые критики эпохи рационализма и историзма XIX в. подвергали сомнению сам факт существования Вавилонской башни. По этому поводу многие археологи и историки вели бесплодные споры, пока одна из глиняных табличек не расставила все по местам. В 1876 г. Джордж Смит, известный молодой ученый, обнаруживший «халдейскую» версию легенды о Всемирном потопе, опубликовал в журнале «Атенеум» письмо, в котором утверждал: «Я нашел вавилонский текст о храме Бела в Вавилоне; поскольку моя предстоящая поездка в Ниневию не оставляет мне времени для полного перевода документа, я подготовил краткий пересказ для читателей, дающий общее представление о структуре и размерах сооружения».
Это утверждение представлялось во многом слишком темным и загадочным, поскольку Джордж Смит не приводил никаких доказательств и ничего не сообщал об источнике текста. Если бы не известность автора (сравнимая с популярностью авторов современных бестселлеров), текст, возможно, сочли бы фальсификацией. Но никто не посмел усомниться в правдивости любимого ученика и соратника самого Генри Роулинсона, и потому многие исследователи проявили искренний интерес к опубликованному тексту. Особенно потрясали воображение размеры башни:
«Основными мерами вавилонян были локоть, равный приблизительно одному английскому футу и восьми дюймам, а также гар или са, равный двенадцати локтям или же двадцати английским футам; но использовались также измерения в ячменных зернах, распределенные по шестидесятеричным разрядам; так, первое упоминаемое число 11.33.20 состоит из 11 х 3600 + 33 х 60 + 20 ячменных зерен, что в целом дает 39 600 ячменных зерен или 1155 футов и 7 дюймов. Ячменное зерно у вавилонян служило эталонной единицей, и по этой причине его иногда использовали при измерении длины, не прибегая к другим мерам».
Интересно отметить, что «ячменное зерно» (barleycorn) почти до конца XIX в. было полуофициальной единицей измерения длины и в Англии. Три ячменных зерна равнялись одному дюйму (2,54 см).
Так что же это была за табличка, которую якобы видел молодой археолог? Спросить у самого Джорджа Смита так и не представилось возможности. Сразу же после публикации письма он отправился в Багдад и в том же году умер от «чумы» тридцати трех лет от роду, как и его спутник, двадцативосьмилетний финский археолог Шарль Энеберг. Столетие тому назад археология была довольно опасным занятием. Но через несколько лет после смерти Смита табличка вновь всплыла из мрака неизвестности и была предложена музею по весьма, как тогда говорили, «экстравагантной цене», поэтому совет попечителей отказался купить ее. В результате она досталась Лувру, где и по сей день является предметом гордости его восточной коллекции.
Табличка эта подлинная, и на ней самим писцом обозначена дата – 26 день месяца Кислимму 83 года Си-лу-ку. В переводе на наше летоисчисление это 12 декабря 229 г. до н. э. В этом небольшом документе (7,5 дюйма в длину и 3,5 дюйма в ширину) приводятся размеры всех семи частей сооружения. Основание нижней части составляло 300 на 300 футов, то есть около 10 тысяч квадратных ярдов, и 110 футов в высоту. Верхняя из семи частей была 80 футов в высоту, 70 – в ширину и 50 – в высоту. Общая высота равнялась 300 футам, поэтому на плоской равнине Вавилонии сооружение можно было увидать на расстоянии в 60 миль из любой точки и, возможно, даже с того места, где сегодня на берегу Тигра располагается Багдад.
