Похоже, что никто и ничто не сможет пробить эту оборону. Плотность заградительного огня этих орудий представляла собой непроходимый барьер.
Но предположим, что самолет все-таки пробился. При подходе к молу под сокрушающим огнем противника пилоту придется выровнять машину, прицелиться и сбросить торпеду до пересечения мола, чтобы она упала в воду сразу же за молом и прошла максимально длинный путь до цели. Расстояние от мола до «Гнейзенау» составляло не более 500 ярдов. Если торпеда будет сброшена внутри этого радиуса, это будет слишком близко. Она не успеет прийти в боевую готовность, вернувшись на нужную глубину, и, таким образом, безрезультатно пройдет под целью, не взорвавшись.
Все будет зависеть от умения пилота подойти к молу под правильным для сброса углом. У него будет лишь несколько секунд с момента засечения цели до сброса торпеды и слишком мало возможности для хотя бы незначительной корректировки курса. В это время все орудия в гавани будут стрелять по нему со всех сторон. Шансы выжить в эти несколько секунд минимальны.
А что делать после сброса торпеды? Единственная надежда для самолета в таких условиях оставаться на самой низкой высоте, где, по крайней мере, его не настигнут более тяжелые орудия. Но этого не позволяли сделать физические контуры гавани. Территория к северу от причала резко повышалась. После сброса пилоту придется резко взять вверх, чтобы не столкнуться с землей. Машина окажется над массой направленных на нее стволов, а ее силуэт будет напоминать одинокого голубя в чистом небе.
Но если произойдет невозможное и пилот подойдет к молу под правильным углом, минует обстрел и нацелит торпеду, то перед ним окажется неподвижная цель длиной 250 ярдов. Решительный человек с холодной головой и необходимой смелостью просто не может не поразить данную цель.
Силы, выступавшие за эту операцию, были слишком мощными, чтобы простой командир эскадрильи мог противостоять им, и Брайтвайт принялся за составление плана ее проведения. Нет сомнения, что «Гнейзенау» будет защищен противоторпедными сетями и будет слишком обидно, если пилоту все же удастся выполнить свою задачу, а торпеда застрянет в этих сетях. Поэтому прежде всего необходимо повредить эти сети.
Брайтвайт взаимодействовал с девятью самолетами и экипажами в Сент-Эвале. Единственными самолетами, радиус действия которых захватывал Брест. Когда пришел приказ, три из них уже были задействованы в операции против «Гнейзенау». Брайтвайт принял решение послать оставшиеся шесть самолетов для атаки на рассвете следующего дня. Три машины прибудут первыми и нанесут бомбовый удар по противоторпедным сетям. Вторая тройка, оснащенная торпедами, последует за ними. Бомбардировщики пойдут на высоте 500 футов, тогда их шансы на спасение будут немного выше. Фактор неожиданности тоже увеличит их шансы. Но они расшевелят это осиное гнездо в гавани перед прибытием остальных.
Торпедоносцы должны взлететь первыми, чтобы выбрать позицию за пределами гавани, когда на нее обрушатся бомбардировщики. Сигналом к торпедной атаке послужат взрывы бомб.
Для проведения торпедной атаки были выбраны Хайд, Кемпбелл и сержант-пилот по имени Кемп. Хайд был самым опытным пилотом эскадрильи, всего девять дней назад награжденный крестом «За боевые подвиги в воздухе». Кемпбеллу предстояло выполнить его двадцатое задание. Кемп, рыжеволосый ирландец, служил в эскадрилье уже несколько месяцев и выказал при этом большое прилежание.
Операция имела плохое начало. Сильный дождь залил аэродром в Сент-Эвале, и два бомбардировщика завязли в грязи. Напрягая моторы, чтобы выбраться из болота, они лишь увязали еще глубже. Таким образом, изначальный план атаки был нарушен с самого начала. Хайд, Кемпбелл и Кемп благополучно поднялись в воздух вместе со своими торпедами, но из всех остальных удалось взлететь только Менари. Других готовых к вылету самолетов не оказалось.
При нормальных обстоятельствах эти четыре самолета можно было отозвать назад, но существовала директива Черчилля. Битва за Атлантику была в самом разгаре, и эта операция могла оказаться одной из самых решающих в данной войне. Завтра «Гнейзенау» вернется в сухой док либо оба корабля снова отправятся в Атлантику для встречи с «Бисмарком». Осознавая, какие мизерные шансы отпущены этим четырем самолетам, ответственные за их действия командиры, начиная с главнокомандующего и ниже, понимали, что на ВВС возлагаются большие надежды и независимо от будущих результатов данная попытка должна быть предпринята.
Четыре самолета поднялись в разное время между 4.30 и 5.15. Дождь, заливший аэродром, теперь мешал полетам. Менари, пилотировавший единственный бомбардировщик, совершенно сбился с курса и в итоге сбросил свои бомбы на один из кораблей конвоя возле острова Ба. Был уже день, и он находился за много миль от Бреста. Кемп тоже сбился с курса и достиг Бреста только в 7.00. В соответствии с инструкцией он подошел к гавани с юго-запада и пересек остров Лонг на высоте 800 футов. Уже полчаса как рассвело. Он понял, что опаздывает, но все же намеревался выполнить поставленную задачу. Погода стояла ужасная, все покрывали дымка и туман раннего утра. Кемп надеялся, что, если каким-то образом ему все же удастся обнаружить доки, погода поможет ему подойти незамеченным. Он опустился до уровня моря и неожиданно оказался между двумя полукруглыми насыпями земли, охватывавшими внешнюю гавань. Все очертания были расплывчатыми, он не мог сориентироваться и оказался в зоне огня кораблей сопровождения и батарей. Имея лишь смутное представление о точном направлении, было бессмысленно продолжать полет на цель. Он взмыл вверх с поворотом на восток и почти сразу же оказался в облаках.
Кемп не знал, что все орудия в гавани были приведены в боевую готовность еще час назад после прибытия Кемпбелла и Хайда.
Оба эти пилота достигли Бреста независимо друг от друга вскоре после рассвета и оба кружили за пределами гавани, ожидая разрывов бомб. Они не знали, что два бомбардировщика просто не смогли взлететь, а третий заблудился. Кемпбелл, на несколько минут опередив Хайда, начал широкий разворот, стараясь обнаружить другой самолет. Подобно огромному занавесу, рассвет постепенно поднимался из-за горизонта. Фактически атака становилась дневной, что в еще большей степени понижало их шансы. Кемпбелл не видел никаких взрывов, но, может быть, он прибыл последним. Лучше направиться сразу туда. Кемпбелл направил машину во внутреннюю гавань, все еще скрытую утренним туманом.
Хайд продолжал искать ориентиры и вдруг увидел самолет, блеснувший крыльями под ним. Он успел разглядеть букву «X» на фюзеляже и крикнул своему штурману:
– Чья эта буква «X»?
– Кемпбелла.
– Похоже, он выходит на цель. Кто-нибудь что-нибудь видит? Я имею в виду взрывы.
– Совершенно ничего.
– Но он пошел прямо туда. Не понимаю, почему?
Хайд продолжал кружить за пределами гавани в ожидании Кемпбелла. Он уже давно служил в 22-й эскадрилье, дольше, чем многие другие. Он обладал редкими для пилота качествами – порывы отваги объединялись в нем с хладнокровием и спокойствием, умением строго выполнять приказы. Раз не было разрывов, значит, никто никого не бомбил. Приказ был ждать разрывов. Нет смысла рисковать жизнью, самолетом, судьбой экипажа, чтобы сбросить торпеду прямиком в противоторпедную сеть. Всегда можно вернуться еще раз.
