Суть операции заключается в том, чтобы через небольшое входное отверстие, просверленное в черепе за ушной раковиной, обнажить с одной стороны мозг и аккуратно переместить артерию, давящую на чувствительный тройничный нерв. Именно давление, оказываемое на него артерией, и является причиной чудовищных болей, хотя конкретные механизмы их возникновения изучены не до конца. Работа здесь требуется тонкая, но если точно знать, что нужно делать, то в ней нет ничего сложного. Хотя Майк и правильно поступил, когда запугал пациента формой информированного согласия – да и я перечислил те же самые риски, принимая его в амбулаторном отделении, – из нескольких сотен подобных операций проблемы возникали у меня лишь пару раз, так что я не ждал серьезных осложнений.
Вскрыв череп, я при помощи операционного микроскопа обнаружил, что доступ к тройничному нерву блокирует аномально крупная вена. Когда я начал подбираться к нерву, расположенному глубоко внутри черепа в так называемом мостомозжечковом углу, злополучная вена разорвалась и хлынули потоки темно-фиолетовой крови. Я оперировал на глубине порядка шести-семи сантиметров через входное отверстие диаметром два сантиметра на участке всего в несколько миллиметров шириной, находившемся в непосредственной близости от различных жизненно важных нервов и артерий. Струящаяся кровь полностью загораживает обзор, и приходится действовать вслепую, подобно попавшему в облако пилоту, пока наконец не удастся остановить кровотечение.
– Усилить отсос! – крикнул я дежурной медсестре, пытаясь с помощью микроскопического отсоса убрать кровь и определить, где начинается кровотечение.
Не то чтобы жизнь пациента подверглась серьезной угрозе, но остановить кровотечение оказалось не так-то просто. Нужно было найти источник кровотечения, обложить его крошечными кусочками кровоостанавливающей марли, придавливая их концами микроскопических инструментов, рукоятки которых изогнуты под углом, чтобы не загораживать обзор, а затем дождаться закупоривания вены.
– Нельзя терять хладнокровие, когда имеешь дело с венозным кровотечением, – сказал я Майку, с некоторым беспокойством глядя через микроскоп на бурлящие потоки крови. – Его всегда можно остановить с помощью марли.
Однако после этих слов я начал переживать, как бы все не закончилось смертельным исходом, – это был бы второй случай на несколько сотен аналогичных операций. Более двадцати лет назад я оперировал пожилого мужчину с рецидивирующей невралгией тройничного нерва, который спустя несколько недель умер от инсульта, ставшего следствием операции.
Через двадцать минут, несмотря на все мои усилия, большая емкость, к которой был присоединен отсос, оказалась до краев наполнена темно-красной венозной кровью, и Дженни, дежурной медсестре, пришлось поставить на стол новую, пустую. Пациент потерял четверть всей циркулировавшей в организме крови. Но наконец вена закупорилась и кровотечение прекратилось. Прижимая инструменты к поврежденной вене и стараясь удерживать руки неподвижно, я, конечно, волновался из-за кровотечения, однако точно так же беспокоился о том, что теперь не хватит времени, чтобы прооперировать миссис Сигрэйв. Мне не нравилась мысль о том, что придется второй раз переносить операцию, а потом иметь дело с пожилой пациенткой и ее дочерью. Понимая, что нехватка времени начинает давить на меня, я решил потратить даже больше времени, чем было необходимо, чтобы убедиться, что кровотечение окончательно остановилось. Если кровотечение возобновится после того, как мы зашьем череп, скорее всего оно закончится летальным исходом. К двум часам дня я был вполне доволен тем, как затянулось место кровотечения.
– Давайте пошлем за следующим пациентом, – сказал я анестезиологу. – У вас опытный ординатор, так что она сможет начать подготовку второго пациента, пока мы закончим с этим.
– Боюсь, это невозможно, – ответила она, – так как у нас только один помощник.
– Да черт побери, отправьте вы уже за пациентом, наконец, неужели это так сложно?
– Руководство придумало новое правило, согласно которому нельзя приступать к следующей операции, пока предыдущий пациент еще на столе. Это небезопасно.
Я проворчал, что раньше это никогда не создавало проблем.
– Что ж, придется с этим смириться. И в любом случае вам следует составлять более реалистичный список операций.
Я мог бы объяснить, что никак нельзя было предсказать это нетипичное кровотечение. Я мог бы объяснить, что если бы всегда планировал операции с учетом непредвиденных ситуаций, то вообще мало кому успевал бы помочь. Но я ничего не сказал. Судя по всему, теперь мы вряд ли смогли бы взяться за миссис Сигрэйв раньше чем через час после завершения первой операции. И если я собирался закончить до пяти вечера, то мне следовало оперировать в спешке, а я это ненавидел. В случае если операция затянется после пяти, персоналу, разумеется, придется остаться, но если делать так слишком часто, то в будущем окажется намного сложнее начинать новую операцию ближе к концу дня. Впрочем, мысль о том, чтобы снова отменить операцию, тревожила меня куда сильнее.
Мы закончили с первым пациентом, и анестезиолог принялась приводить его в чувство.
– Думаю, теперь можно привезти следующего, – сказала она одной из медсестер, которая тут же пошла за вторым пациентом.
Понимая, что миссис Сигрэйв окажется на операционном столе не сразу, я спустился к себе в кабинет, чтобы разобраться с бумагами. Через двадцать минут я вернулся в операционную, ожидая увидеть, что анестезиологи активно занимаются пациенткой. К своему ужасу, я не обнаружил там никого, кроме помощника анестезиолога, которого к тому же еще и не узнал.
Я поинтересовался у него, что случилось с пациенткой, но он только пожал плечами, поэтому я направился в комнату отдыха, чтобы выяснить, где миссис Сигрэйв.
– Где миссис Сигрэйв? – спросил я медсестру.
– Ее переодевают.
– Но почему ее не переодели до сих пор?
– Нам не позволено.
– Что вы имеете в виду? – спросил я с нескрываемым раздражением. – Кто не позволяет вам это сделать?
– Государство.
– Государство?!
– Ну да. Государство запрещает, чтобы пациенты разного пола находились в одном помещении в операционных рубашках.
– Так почему бы не дать им тогда больничные халаты?
– Мы предлагали это еще давным-давно. Руководство больницы сказало, что государство этого не позволит.
– Так что же мне делать? Жаловаться премьер-министру?
Медсестра улыбнулась.
– А вот и пациентка, – сказала она, и я увидел миссис Сигрэйв в инвалидном кресле, которое катила ее дочь. На пациентке была одна из тех унизительных больничных рубашек, которые едва прикрывают ягодицы, так что государство оказалось, пожалуй, право.
– Ей пришлось переодеваться в туалете, – сообщила ее дочь, закатив глаза.
– Я знаю. У нас нет специальных условий для пациентов, которые поступают утром непосредственно перед операцией, – объяснил я. – Так или иначе, нам надо поторопиться. Я сам доставлю ее в операционную.
