Бовуар поймал себя на том, что очарован. Деяние, воистину не имевшее себе равных. Эти люди бежали сюда от инквизиции. И нашли здесь климат столь суровый, что и несколько дней не выживешь. Их встретили волки, медведи и множество всяких необычных диких зверей. Мошка жалила так нещадно, что прокусывала кожу новорожденного лося. Слепни не давали покоя – они и святого могли свести с ума.
Какими ужасами грозила им инквизиция, если они предпочли ей все это?
И они не стали строить себе какое-нибудь скромное деревянное жилище – возвели каменный монастырь.
Это возвышало веру.
Кто способен на такое умерщвление плоти? На такое терпение? Только монахи. Но может быть, у кого-то это было в крови, как у брата Раймона. Как у бабушки Бовуара с ее терпением, готовым ко всему: к недугам, засухам, градам и наводнениям. К жестокосердию. К наступающим на деревню городкам и новым умным соседям.
Бовуар посмотрел на суперинтенданта Франкёра, сына той же земли, на которой родился брат Раймон, откуда вышли дед и бабка Бовуара.
В каком долгосрочном плане участвовал сейчас Франкёр? Сколько еще лет нужно на его реализацию? Или он составлял его на ходу? И какая часть плана привела суперинтенданта сюда?
Бовуар знал, что ему самому нужно проявлять терпение, чтобы найти ответы, хотя и понимал, что терпение не самая сильная его сторона.
Брат Раймон все бубнил и бубнил без конца.
Вскоре Бовуар потерял интерес к его рассказу. Брат Раймон обладал редким даром: он умел превратить самую захватывающую историю в скучнейшую. Этакая разновидность алхимии. Тип трансмутации.
Наконец, когда молчание обволокло уже онемевший череп Бовуара, он очнулся от своих размышлений.
– Значит, – проговорил Бовуар, цепляясь за последнюю уместную фразу, сохранившуюся в его голове, – план верен?
– Он верен в достаточной степени, мне даже не понадобилось рисовать уточненный, когда встраивали новую систему. Это геотермальное отопление…
– Да, я знаю. Merci.
«Черт меня побери, – подумал Бовуар, – если я позволю одному человеку спровоцировать меня, а другому уморить до смерти болтовней».
– Я вот что хочу знать: нет ли где-то здесь, в монастыре, потайной комнаты…
Его прервал смешок.
– Вы что, верите в истории, которые вам рассказывают старые кумушки? – спросил брат Раймон.
– Эту рассказывают старые монахи. И вы наверняка ее слышали.
– Я также слышал про Атлантиду, Санта-Клауса и единорога. Однако вряд ли они могут найтись в монастыре.
– Но Бога вы найти предполагаете, – сказал Бовуар.
Эти слова ничуть не оскорбили брата Раймона. Напротив, он улыбнулся:
– Поверьте мне, инспектор, даже вы найдете здесь Бога скорее, чем потайную комнату или сокровище. Вы полагаете, мы могли сделать здесь отопление и не заметить потайной комнаты? Вы думаете, мы могли установить солнечные панели, провести электричество, водопровод и при этом пропустить комнату?
– Нет, – ответил Жан Ги. – Это вряд ли. Я думаю, вы бы ее нашли.
Монах уловил смысл его слов, но ничуть не насторожился. Просто улыбнулся.
– Послушайте меня, сын мой, – неторопливо сказал брат Раймон; Бовуару начало уже надоедать, что с ним разговаривают как с сыном. С ребенком. – Это байки, их рассказывают друг другу монахи, чтобы убить долгие зимние вечера. Такая забава. Ничего больше. Нет никакой потайной комнаты. Никаких сокровищ. – Брат Раймон наклонился вперед, вытянув вперед руки, а локти уперев в тощие колени. – Скажите мне, что вы на самом деле ищете?
– Человека, который убил приора.
– Здесь вы его не найдете.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, и холодная атмосфера потеплела.
– Я надеялся, мы найдем здесь орудие убийства, – сказал Бовуар.
– Камень?
– Почему вы думаете, что камень?
– Вы же сами нам сказали. Мы все поняли так, что брата Матье убили ударом камня по голове.
– Согласно отчету коронера, его убили, скорее, отрезком трубы или чем-то похожим. У вас тут есть трубы?
Брат Раймон встал и повел его к двери. Включил свет, и они увидели помещение размером не больше монашеской кельи. Полки на стенах, все аккуратно разложено по местам. Доски, гвозди, шурупы, молотки, старые куски разломанных кованых вещей, всякая всячина, какая бывает в любом хозяйстве, хотя и в гораздо меньшем количестве.
А в углу стояли отрезки водопроводных труб. Бовуар двинулся туда, но тут же остановился и спросил у брата Раймона:
– Это все, что у вас есть?
– Мы стараемся ничего не выбрасывать, используем многократно.
Инспектор снова повернулся к углу. Да, там стояли трубы, но все длиннее пяти футов, часть из них – гораздо длиннее. Убийца с такой трубой мог разве что перепрыгнуть через стену, как с шестом, но не вышибить мозги приору.
– А где еще можно найти отрезок трубы? – спросил Бовуар, когда они вышли из кладовки и монах закрыл дверь.
– Не знаю. У нас такие вещи не валяются где попало.
Бовуар кивнул. Он своими глазами видел: подвал безупречен. Он понимал, что если бы где и лежал отрезок трубы, то брат Раймон знал бы.
Раймон служил настоятелем подвала. Мастером подземного мира. И если монастырь наверху наполняли ладан и тайна, музыка и странный танцующий свет, то здесь царили чистота и порядок. И постоянство. Температура, свет – все оставалось неизменным.
Бовуару это нравилось. Здесь, под землей, отсутствовало всякое творческое начало, что-либо прекрасное. Но здесь не наблюдалось и хаоса.
– Настоятель говорит, что спускался сюда вчера утром после молитвы первого часа, но вас тут не видел.
– После молитвы я работаю в саду. Настоятель в курсе. – Брат Раймон говорил легким, дружеским тоном.
– В каком саду?
– В огороде. Я видел вас там сегодня утром. – Он посмотрел на суперинтенданта Франкёра. – И ваше прибытие видел. Очень театральное.
– Вы там работали? – спросил Бовуар. – В огороде?
Брат Раймон кивнул:
– Наверное, все монахи на одно лицо.
– Вас кто-нибудь видел? – спросил Бовуар.
– В огороде? Ну, я ни с кем не говорил, но вряд ли оставался невидимым.
– Значит, возможно, что вас там и не было?
– Нет, невозможно. Меня могли не видеть, но я там был. А вот то, что настоятель здесь не появлялся, – это вполне возможно. Уж его-то в подвале точно никто не видел.
– Он говорит, что приходил проверить геотермальную систему. Могло такое быть?
– Нет.
– Почему?
