Но по этому поводу чистильщик шума поднимать не стал.
– В чем дело? – непонимающе посмотрел на Фредриксона Вениамин.
– Я думал, ты следишь за новостями, – Фредриксон закрыл склянку и поставил ее на угол стола.
– Ну да, – кивнул Вениамин, все еще не понимая, в чем дело. – Утром власти Веритаса объявили о своем решении освободить транспортник. Но мы должны убедиться в том, что «Бродерик» улетит.
– Транспорт-то улетит, вот только на борту у него будут не все пассажиры.
Вениамин едва не подавился куском сандвича, который откусил перед тем, как Фредриксон сообщил ему новость.
– Что? – спросил он, откашлявшись.
– Индид, – кивнул Жан-Мари. – Я тоже в ньюсах видел – одна ханум хочет остаться на Веритасе, шобы стать оллариушницей. – Сказав это, Канищефф залпом выпил неразбавленный спирт, глотнул водицы из другого стакана и несколько подсевшим голосом добавил: – Дура.
– Она?
Вениамин смотрел на Фредриксона с тайной надеждой, что тот скажет «нет». Но Фредриксон кивнул:
– Она.
– Да что б меня!.. В галактику, духа мать!..
Вениамин в сердцах кинул на тарелку недоеденный сандвич – превосходный сандвич, о котором он сутки мечтал.
– А хто тебе эта ханум? – спросил Жан-Мари, неторопливо закусывая зеленой веточкой петрушки.
Вениамин в ответ только рукой махнул: не до тебя, мол, сейчас.
– Сделал запись? – спросил он у напарника.
– Конечно.
Переместив на угол стола с десяток плюшевых мишек, Фредриксон отыскал дистанционный пульт и направил его в сторону универ-скрина.
– Кир у вас какой-то не забористый, – с досадой поморщился Жан-Мари.
Замечание его осталось без ответа.
На скрине – небольшой подиум. Задник задрапирован светло-голубой портьерой с изображением круга, в который вписан равнобедренный треугольник, обращенный углом вниз и разделенный вертикальной линией надвое. Слева и справа от треугольника в пределах круга сияют золотые буквы Х и О. На подиуме – столик, за которым с трудом разместились трое человек. По краям – двое высоких мужчин представительного вида, облаченные в длинные свободные одежды. На мужчине, оказавшемся точно под буквой О, балахон синего цвета, на том же, кого осеняла буква Х, – белого. Между ними – женщина лет сорока, невысокая, чуть полноватая, с круглым лицом, явно подправленным косметической операцией. Ее коротко остриженные волосы выкрашены в розовый цвет, – женщина хотела выглядеть моложе, не понимая того, что попытка угнаться за постоянно меняющейся молодежной модой делает ее смешной. Одета она соответственно, – почти прозрачная маечка с блестками и немыслимо короткая кожаная юбка, что стала видна, когда женщина поднялась. Обуви видно не было, но Вениамин готов был поспорить, что у нее на ногах босоножки на десятисантиметровой полупрозрачной платформе, внутри которой плавают разноцветные амебы, одна другой ярче, – именно в таких разгуливали сейчас девицы в центрах федерации.
Поднявшись, женщина взяла лежавший перед ней лист бумаги с заранее приготовленным текстом. Читала она не спеша, размеренно, хорошо поставленным голосом:
– Я, Литиция-Ана-Мария Вир-Щипок, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что очень хочу стать оллариушницей.
Сказав это, женщина положила бумагу на стол и трижды довольно неловко подпрыгнула на месте.
– Чего это она? – озадаченно произнес Вениамин.
– Обряд такой, – объяснил Канищефф. Глянув на дно пустого стакана, он грустно вздохнул и добавил: – Устав читай, Ральфович.
– Все верно, – подтвердил Фредриксон. – Данная церемония посвящения предписана Уставом Ордена.
– А эти двое рядом с Литицией, кто они?
И снова первым ответил чистильщик:
– Тот, что в синем, – какой-то удод из Магистратуры, а в белом – сам Великий Магистр.
Канищефф неожиданно ударил себя кулаком в грудь, затем вскинул руку над головой и во всю глотку заорал:
– Оллариу!!!
– Останови! – велел Фредриксону Вениамин.
ИскИн нажал кнопку паузы, и Великий Магистр, поднявшийся со своего места, дабы что-то сказать вновь обращенной дщери Хиллоса, замер с воздетой правой рукой. Если как следует присмотреться, то в Великом Магистре можно было узнать того человека, чьи фотографии рассматривали не так давно Вениамин с Фредриксоном. Вот только в облике Ги Циковского, который еще не был Великим Магистром, не чувствовалось того величия и понимания собственной значимости, светившейся буквально в каждой черточке персонажа, священнодействовавшего сейчас на экране. Даже непропорционально длинный нос Великого Магистра, казалось, придавал ему дополнительный вес.
– Чего это вы? Ньюсы смотрите? – спросил появившийся в дверях Сидор.
– Садись! – с серьезным видом указал на свободный стул Жан-Мари. – Не мешай, сыберы бизнесом заняты.
– Дальше что-нибудь интересное есть? – спросил Вениамин.
ИскИна вновь опередил Канищефф.
– Дальше Магистр поздравит ханум, она снова запрыгает на месте и закричит: «Ура! Я стала истинной оллариушницей!» Я эту хрень, – ткнул пальцем в экран Жан-Мари, – уже смотреть не могу. Этот обряд посвящения в ньюсах показывают чаще, чем прогноз погоды!
– Все верно, – Фредриксон нажал кнопку ускоренного воспроизведения.
Литиция-Ана-Мария Вир-Щипок радостно запрыгала, Магистр закивал головой, оллариушник в голубом быстро захлопал в ладоши. Мелькнула эмблема Ордена, вывешенная над головами сидевших за столом людей, после чего на экране появилось лицо диктора. Фредриксон переключил скрин на обычный режим воспроизведения.
– …стали свидетелями церемонии посвящения в истинные оллариушницы Литиции-Аны-Марии Вир-Щипок, оказавшейся на Веритасе в результате поистине дивного стечения обстоятельств, о которых мы вам уже гуторили, – диктор перевел взгляд на видео-скрин, стоявший по правую руку от него. – И только шо мы получили специальное сообщение. Муж Литиции-Аны-Марии Вир-Щипок, Савва Нестор Вир-Щипок, изъявил желание встретиться со своей женой, шобы убедиться в том, шо она самостоятельно, без якого-либо принуждения, изъявила желание вступить в Орден поклонников Хиллоса Оллариушника. Великий Магистр дал свое согласие на эту встречу. Господин Вир-Щипок прибывает на Веритас завтра после полудня…
По большому счету, Вениамин Обвалов был человеком нерелигиозным. Он знал только одного святого, которому доверял и на заступничество которого порой рассчитывал. Имя его Вениамин никогда не произносил всуе – для того, чтобы оно прозвучало, должно было случиться нечто поистине из ряда вон выходящее. Но сейчас был именно тот случай, когда пора призывать на помощь высшие силы.
– Великий Эвангелос Одиссей Папатанассиус! – звучно хлопнул себя ладонью по щеке Обвалов. После чего посмотрел на грустно притихшего напарника и замогильным голосом произнес: – Влипли мы с тобой, Фредриксон, по самое, что называется, не могу!
