Обвалов придал лицу выражение невозмутимого достоинства и, вскинув руку, попытался изобразить, как держит пистолет плюшевый ковбой.
– «Святых мучеников» все равно придется купить, – вынес окончательный вердикт непреклонный Фредриксон. И, дабы слегка подсластить горькую пилюлю, добавил: – Для коллекции.
Вениамин скривил губы, выражая свое отношение к такого рода коллекционированию. Сам он покупал только те игрушки, которые можно было дать ребенку, не опасаясь за его психику. А, спрашивается, чему хорошему могут научить детей плюшевые мишки, изображающие святых мучеников? И ведь выпустил серию не кто-нибудь, а сам Ван Эйк – ведущий дизайнер в области мягкой игрушки! Если так пойдет дальше, то вскоре можно будет ожидать выпуска новой эксклюзивной серии мишек под названием «Сексуальные извращенцы».
– Где Сид? – спросил Вениамин, вспомнив о детях.
– Спит, – Фредриксон махнул рукой за спину.
Оглянувшись, Вениамин не без зависти посмотрел на Сидора, великолепно устроившегося в пассажирском отсеке «капли». Три разложенных кресла – чем тебе не диван!
Обвалов сочно зевнул и, обхватив шею руками, как следует потянулся.
– Стимулятор? – предложил Фредриксон.
Предложение было заманчивым. Но, подумав, Вениамин сделал отрицательный жест рукой. Стимулятор, конечно, штука хорошая – разом прочищает мозги, и чувствуешь себя после него бодрым, готовым горы свернуть и реки вспять обратить. Зато потом, когда действие препарата заканчивается, накатывает такая чернющая депрессуха, что хоть волком вой – была б только луна круглой. Чувствуешь себя полным идиотом, тупой тварью и думаешь только о том, как бы забиться куда подальше, в темный угол, где бы тебя никто не нашел. Правда, проходит все это быстро, а некоторые говорят, что и вовсе ничего не замечают. Но Вениамин, мало того, что чувствовал себя омерзительно во время переходной стадии, так еще и ненавидел себя после за слабость душевную и нервозность чрезмерную, подобающую разве что барышням из салона «Все для новобрачных». Потому и прибегал Обвалов к помощи стимулятора только в самом крайнем случае. Сейчас же ситуация была явно не та. Пока все проходило тихо да гладко. Вениамин был даже рад, что на какое-то время смог избавиться от общества семейной пары Вир-Щипков, оставшейся на попечении Ильича. Может быть, агентами Савва с Литицией были самыми лучшими – в рамках ФКУ, разумеется, – но при этом и зануды они были первостатейные. Хотя не исключено, что не их в том была вина, а подлинных Вир-Щипков, каждый из которых считал себя непревзойденным гением в своей области. Нет, вот куда бы Вениамин точно никогда не пошел служить, так это в подразделение пси-двойников. Нет ничего более страшного, чем потерять собственную личность. Пусть даже на время. Вир-Щипок, то есть его копия, находившаяся сейчас в кильдиме у деда, помнится, говорил, что после выполнения задания им вернут былые воспоминания и привычки. Но кто сможет подтвердить, станут ли они после этого прежними или все же чуточку другими? А может быть, совсем другими? Кто может судить об этом, если ты сам почти не помнишь, каким был до того, как влез в чужую шкуру?..
– Заходим на посадку?
Отвлекшись от мыслей о вещах не столь актуальных, как спасение мира, Вениамин посмотрел на центральный универ-скрин. Мусорный остров раскинулся от края и до края. Вдоль берега тянулась узкая полоска усыпанного крупной галькой пляжа. Чуть дальше вверх ползли странные, уродливые громады серо-стального цвета с пятнами ржавых потеков. Увеличив изображение, Вениамин внимательно осмотрел пляж. То, что он вначале принял за гальку, на самом деле оказалось пластиковыми болванками округлой формы, какие обычно используют при изготовлении методом прессовки незатейливых изделий вроде одноразовой посуды. Бесформенные конструкции, обрамлявшие полоску пляжа, больше всего походили на сложенные штабелями блоки брикетированного мусора.
– Давай-ка для начала взглянем на эту свалку сверху, – предложил Вениамин. – Сбрось скорость.
Миновав прибрежную полосу, «капля» полетела над землей. Собственно, земли как таковой видно не было – груды прессованного мусора покрывали все свободное пространство внизу. Картина впечатляла. Казалось, что смотришь сверху на огромный подгоревший пирог с растрескавшейся коркой, глазурь с которой стекла и запеклась по краям, а изюм, марципаны и цедра повылезали где попало. Увеличив изображение, можно было рассмотреть, что трещины – это узкие проходы меж мусорных эверестов. Но были они проложены людьми или образовались в результате оседания мусора – сам черт не разберет.
Пока Вениамин визуально обследовал мусорные завалы, Фредриксон задействовал всю имевшуюся в его распоряжении аппаратуру, пытаясь обнаружить ссыльных обитателей Мусорного острова. Но тщетно – ни малейшего признака присутствия людей где-нибудь поблизости.
– Может быть, люди группируются на западном берегу Мусорного острова? – высказал робкое предположение Фредриксон.
Вениамин с сомнением покачал головой:
– Ссыльных выбрасывают на восточном берегу. А пересечь эти, с позволения сказать, земли пешком не всякому под силу. В любом случае, на берегу должны были остаться какие-то признаки присутствия людей.
– Люди обычно оставляют после себя мусор, – резонно заметил Фредриксон. – А здесь вокруг только мусор и есть. Так что же мы ищем?
– Людям необходимо жилье.
– Жильем может служить все что угодно. Например, контейнер из-под мусора. Или старая холодильная камера.
На это Вениамину нечего было ответить. Фредриксон прав – они пытались отыскать то, что могло выглядеть как угодно.
– Как обстановка за бортом? – спросил он чуть погодя.
– Учитывая особенность местности, я бы назвал ее странной, – Фредриксон еще раз взглянул на сканер-скрин, отображавший показания забортных анализаторов, недовольно поджал губы и коротко кивнул. – Уровень радиации почти не превышает фонового, а воздух едва ли не чище, чем в Гранде Рио ду Сол. В атмосфере присутствует целый ряд довольно экзотичных примесей, характерных для отходов некоторых низкотехнологичных производственных процессов, но содержание их не превышает предельно допустимых концентраций.
– Но это же свалка токсичных отходов со всей Галактики, – Вениамин произнес это так, словно пытался уличить напарника во лжи.
– Именно это меня и удивляет, – ответ Фредриксона прозвучал примерно в том же тоне, что и вопрос Обвалова.
Задавать ИскИну классический вопрос насчет того, не барахлят ли приборы, не имело смысла. Поэтому Вениамин спросил иначе:
– И чем ты объясняешь сей странный факт?
– Я в недоумении, – предельно честно ответил Фредриксон.
Прежде чем сформулировать собственное мнение по данному вопросу, Вениамин в задумчивости посмотрел на универ-скрин. Если панорама за бортом и могла кого-то вдохновить, то разве что только художника-гиперреалиста, чье творческое кредо сводилось к трем словам: вся жизнь – дерьмо.
– Что-то здесь не так, – глубокомысленно изрек Обвалов.
