– Да ну? – Фредриксон с интересом посмотрел в сторону Голослова.
– Вот только подходить к нему не советую! – предупредил Вениамин.
Но этого и не требовалось – подхватив беспомощную лютню, виршеплет уже бежал в сторону прохожих, должно быть, рассчитывая очаровать их своим пением и перехватить пару грошей. Узнав же Вениамина, Голослов расцвел, словно ландыш майским днем.
– Буэнос диос, генацвали! Куйдас кяси кяйб?
– Шо вы хочите, молодой человек? – неприязненно глянул на виршеплета Вениамин.
– Вот те на! – взмахнул лютней Лука. – Никак не признали? Я ж Лука, – виршеплет хлопнул себя ладонью по груди. – Лука Голослов. Нас с тобой пару дней назад Сид познакомил!
– И шо с того? – взгляд Вениамина окатил виршеплета ледяным холодом.
– Ну як же… – растерялся Лука. – Мы же теперь вроде як приятели… Сыберы вроде як…
– Вот индид, шо вроде як, – усмехнулся саркастически Вениамин.
Голослов хлопнул глазами и растерянно приоткрыл рот.
– Вениамин, ты не прав, – вмешался в разговор Фредриксон.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивленно посмотрел на ИскИна Обвалов.
– Нельзя же так с людьми, Веня, – с укоризной покачал головой Фредриксон.
– А как с ним можно? – небрежный кивок в сторону виршеплета.
– Ну, я не знаю, – развел руками ИскИн. – Лука к тебе по-человечески, а ты рычишь на него, аки тать какой.
– Во-во! – поддержал Фредриксона виршеплет.
– Фредриксон, – устало посмотрел на напарника Вениамин. – Я поэзу этого виршеплета уже слышал.
– Он же не стихи пришел читать, – мягко, по-отечески улыбнулся виршеплету ИскИн.
Улыбкой своей он будто спрашивал Голослова – у тебя ведь нет никаких дурных намерений? Так ведь, камрад? И одновременно как бы подсказывал ему нужный ответ. Но виршеплет оказался не столь прозорлив, как рассчитывал Фредриксон.
– А шо! – гордо вкинул срезанный подбородок Лука. – Я могу и вирши прочесть, и песню слабать, и сплясать, коли треба!
– Треба тебе это? – насмешливо посмотрел на друга Вениамин.
Фредриксон сделал неопределенный жест рукой. По всему видно было, что слушать авторские песни или смотреть народные пляски настроения у него не было, но в то же время ИскИн не хотел обижать отказом общительного виршеплета.
– А тебе шо треба? – спросил у Голослова Вениамин.
– Грошей бы чуток, – осклабился в похотливой ухмылке Лука.
– Перебьешься, – ответил с последней прямотой Вениамин.
Лука спорить не стал.
– А виршу новую послухаешь?
– В другой раз, – отрубил Вениамин. – Еще вопросы маешь?
Лука задумался. Спросить ему, судя по всему, было нечего, а отпускать прохожих не хотелось. Скучно было стоять целый день на углу – не спеть, так поболтать хотя бы.
– Но то цо? – поторопил виршеплета Обвалов.
– Где Сид, не ведаешь? – спросил первое, что пришло в голову, Голослов.
– На Мусорном острове, – честно ответил Вениамин.
– Я так и разумел, – грустно кивнул Лука. – Сидору одна дорога была – на Мусорный остров. Шебутной он больно.
– Все, будь здоров, – хлопнул Голослова по плечу Вениамин.
Лука проворно ухватил Обвалова за рукав.
– Эй, а вы сейчас куда?
– В «Бивис и Батхед», – взглядом указал на дверь кабака Вениамин.
– А меня с собой не возьмете? – с надеждой заглянул в глаза ему виршеплет.
– А на фига ты нам нужен? – вопросом на вопрос ответил Вениамин.
Фредриксон вновь укоризненно качнул головой, но на этот раз ничего не сказал – видно, ему тоже не очень хотелось оказаться за одним столиком с Лукой Голословом.
Вопрос, заданный Вениамином, поставил виршеплета в тупик.
– Разумеешь ли, – медленно произнес он, оглаживая ладонью затылок. – Виршеплет являет собой предмет, чья ценность заключается в его потенциале. Ты ведь можешь даже не подозревать, какие страсти кипят в душе художника.
– Нет в тебе страсти, Лука, – тоскливо вздохнул Вениамин. – И потенциала в тебе маловато, иначе не сбежала бы твоя подружка из интерфонной будки.
– Хотел бы я тебе ответить, – запрокинув голову, Голослов посмотрел на небо, на плывущие по нему облака, на птиц, перелетающих с крыши на крышу. – Да шо толку, ежели ты скучен и меркантилен?
Вениамин усмехнулся и еще раз похлопал Луку по плечу.
– Делом займись, дурилка. А то корчишь из себя невесть что, а годы уходят.
Сказал и, ни на кого не глядя, зашагал по направлению к кабаку.
ИскИн сочувственно улыбнулся Голослову.
– А! – безнадежно махнул рукой виршеплет и поплелся на свое обычное место.
Вениамин распахнул дверь кабака и сделал шаг в сторону, пропуская Фредриксона вперед.
С прошлого раза здесь ничего не изменилось. За стойкой, уныло подперев рукой голову, стоял списанный ИскИн восьмого поколения. За дальним столиком сидели двое выпивох, один из которых что-то старательно втолковывал своему приятелю, который сладко спал, положив голову на стол. На месте был и Жан-Мари Канищефф, одетый в неизменный комбинезон, расцвеченный масляными пятнами, вытертый на коленях и локтях и в нескольких местах прожженный. Чистильщик стоял возле музыкального автомата, такого же старого, как ИскИн за стойкой, и увлеченно барабанил по клавишам, в ответ на что автомат выдавал странные звуки, отдаленно напоминавшие вдохновенное пение агента Обвалова на крыше сумасшедшего дома.
Увидев знакомых, Жан-Мари заулыбался. Ударив напоследок музыкальный автомат ногой, Канищефф бодро зашагал к столику, за которым сидел до того, как возжелал приобщиться к прекрасному.
– Пятьсот песен и нечего слушать! – с праведным негодованием сообщил он Фредриксону с Вениамином, после чего сделал приглашающий жест рукой. – Седайте, бади, нынче Жан-Мари угощает!
– По какому случаю? – поинтересовался Вениамин, присаживаясь на стул.
Опершись руками о край стола, Канищефф наклонился вперед и свистящим полушепотом произнес:
– Табачок ваш загнал, сыберы!
– Удачно? – спросил Фредриксон.
– Более чем, – Жан-Мари многозначительно помахал зажатой меж пальцев кредитной карточкой. – Шо пить будете?
– Я, пожалуй, воздержусь, – отказался от предложения Вениамин, вспомнив вкус пива, которое он попробовал в «Бивисе и Батхеде» в прошлый раз.
– А я и подавно, – подержал напарника ИскИн.
– Не по-людски это, Ральфович, – недовольно прищурил здоровый глаз Жан-Мари. – Раз угощают – треба выпить.
