— Коля!.. — трясущимся голосом сказал он и, снова медленно войдя в комнату, отложил в сторону свой пистолет. — Иди ко мне!..
— Ниит!.. — снова взвизгнул ребенок и сделал еще шаг назад к прикрывающей окно москитной сетке.
Все произошло очень быстро. Мужчина, не теряя времени, рванул к ребенку, но тот, совершенно не ожидая подвоха, радостно завизжал и отпрянул назад. В какой‑то момент Александр даже успел разглядеть недоумевающее лицо малыша, теряющего равновесие. Пробив спиной москитную сетку, ребенок, несколько раз взмахнув руками, инстинктивно пытаясь уцепиться за что‑то, но так и не выронив из рук игрушечный пистолет, молча полетел вниз.
Молниеносно подскочив к подоконнику, мужчина резко отдернул рукой в сторону тюль и кинулся в окно, протягивая руки, пытаясь ухватить ребенка, но было уже поздно. Малыш, пролетев несколько этажей, собрал своим тельцем ветки высаженных между домом и тротуаром деревьев, рухнул на землю. В ту же секунду Саша проклял все: и свою беспечность с открытыми окнами, и себя, отвлекшегося на нужду, и супругу, которая так некстати сейчас была вне дома. Он проклял все, что любил и ценил. Он проклял жизнь, которой дорожил, он проклял себя и этот чудовищный мир. Ему захотелось прыгнуть следом, чтобы моментально лишить себя переживаний, избавить себя от мучений и угрызений совести, но где‑то там, внутри, затаившаяся надежда, что ребенок все еще жив, не позволила ему это сделать, и он рванул на выход.
Лифт мужчина вызывать не стал, не было на это времени, а, перепрыгивая ступеньки, а то и целые лестничные пролеты, спускался вниз самостоятельно, часто поскальзываясь на бетоне. Выбежав из подъезда и увидев сидящих на лавочке двух старушек, он, не останавливаясь, истошно закричал:
— Скорую!.. Срочно скорую!..
Пожилые женщины, узрев истерически орущего мужика, бегущего в одних семейных трусах и носках куда‑то за угол дома, лишь переглянулись.
— Ох, пьянка, пьянка… — покачала головой одна из них.
Обежав дом с другой стороны подъезда, куда выходили окна его квартиры, он кинулся к нескольким деревцам, куда предположительно упал ребенок.
Малыш лежал на земле, рядом со стволом одного из растений. Тяжело дыша, он широко раскрыл глаза, а из уголка его рта широкой струйкой бежала кровь. Кожа на лице и руках была изорвана, видимо, ветвями деревьев, а земля под затылком наполнялась бурой кровавой жижей.
— Коленька, солнышко!.. — срываясь на плач, подлетел Саша к ребенку. — Скорую!.. Пожалуйста!.. — зарыдал он, прикладывая ухо к груди малыша. — Ну же!.. Скорую!.. — кричал он, но, как на зло, никто в это время вдоль дома по тротуару не проходил.
— Папи!.. — еле слышно прохрипел малыш.
— Что, что, маленький?! — словно получив еще шанс, грустно улыбаясь, посмотрел в лицо ребенку Саша.
— Папи… Ва — ва!.. — захлебываясь кровью, прошептал мальчик, но лицо его было абсолютно спокойно, а глаза смотрели куда‑то вверх, сквозь Александра.
Мужчина прекрасно понимал, что ребенок не выживет, и сейчас лишь тихо всхлипывал, снова и снова проклиная все, что было когда‑либо ему дорого, весь белый свет и того, кто его создал.
— Сейчас, маленький!.. — еле слышно прошипел он. — Сейчас!.. — он приложился губами к маленькому лобику ребенка. — Сейчас все будет хорошо!.. — заливаясь слезами, произнес он, а еще через несколько секунд малыш тяжело и часто задышал, навсегда прикрывая глаза, а в маленькой безвольной руке его так и остался зажатым злополучный пластмассовый игрушечный пистолетик.
* * *
Очнувшись, я не сразу смог открыть глаза и долгое время лежал, стараясь не шевелиться. Собраться с мыслями было совершенно нелегко. Голова ужасно раскалывалась, а сквозь жуткий звон в ушах доносилось чье‑то интенсивное дыхание, напоминающее о страшном видении с умирающим мальчиком. То, что это было именно видение, до меня дошло не сразу, так как дикий сумбур в голове не позволял сконцентрироваться. Пролежав таким образом около минуты, я наконец начал понемногу соображать и вспоминать, что же произошло. Вот я с Кипишем в магазине, вот его бездыханное тело уносит чудище, вот меня окружает толпа зомбаков, и вот я кое‑как уношу ноги, перепрыгнув через железный забор. А вот за мной гонятся два спринтера, и я забегаю в чей‑то дом, стреляя в них…. Убил?.. Не знаю…. Одного‑то точно, а вот второго…. Не помню…. Но вроде бы попадал…. Опять же то, что я еще жив, было без сомнений, иначе бы я не чувствовал столь изнуряющей боли по всему телу. Хотя, может, мной уже обедают, начиная с ног, например?! Нет!.. Этого просто не может быть, а вот непонятное частое дыхание, отдающее предсмертной агонией ребенка, начало порядком напрягать. Интересно, это в голове у меня или действительно кто‑то рядом?! Стараясь перебороть тяжелые веки в надежде понять источник шума, я медленно открыл глаза и увидел то, что привело меня в чувство окончательно.
Буквально в полуметре от своего лица я увидел наполненную огромными зубами с ярко выраженными клыками пасть какого‑то чудища. Свесив длинный язык, оно тяжело и часто дышало, глядя прямо на меня. Осознание того, что передо мной не что иное, как собака, пришло не сразу, и я, привстав, резко попятился назад, пытаясь нащупать рукой свой автомат.
— Пёська, пёська, пёська!.. — взволнованно, почти безраздельно быстро проговорил я, отползая подальше от немецкой овчарки.
Пес не шевелился, продолжая с интересом смотреть в мою сторону. Он явно не задумывал нападения, учитывая его совершенно мирный вид, но на всякий случай я, так и не поднимаясь с пола, подхватил автомат, наводя стволом на собаку. А вот этот момент собаке совершенно не понравился. Овчарка угрожающе зарычала и как‑то напряглась, что ли, готовясь к нападению.
— Тихо, тихо, малыш!.. — испуганным голосом пробормотал я и отвел оружие в сторону, а пес, словно лишившись угрозы, снова высунул язык и начал медленно приближаться.
Вот теперь напрягся я. Кто его знает, что у этого животного в башке творится. Сейчас он мирно подойдет, а потом как вцепится в лицо или шею…. Я представил это так отчетливо, что меня аж передернуло, но на вторую попытку прицелиться я не решился, удовлетворившись тем, что автомат все еще был в руке, в любой момент готовый выстрелить.
Овчарка подошла совсем близко, а я еще сильнее сжал рукой оружие. Пес, склонив голову, начал интенсивно обнюхивать мои ноги, подходя все ближе. В какой‑то момент собака приблизила свою морду к моей правой руке, несколько секунд обнюхивала кисть, а затем жалобно заскулила. Я посмотрел на руку, развернув к себе ладонь, где зияла рваная рана. «Да уж. Прыжок через железную ограду не самое худшее, что могло произойти». — Подумал я, а пес, как‑то извернувшись, плавно прижал своим носом мою руку к полу и начал вылизывать ладонь.
Сначала я немного испугался того, что животное, почуяв вкус крови, атакует, но через секунду понял, что пес, скорее всего, таким образом предлагает помощь, иначе напал бы еще в момент моего бессознательного состояния.
