Одним из таких моих постоянных клиентов был Лев Михайлович Шаров. Для абсолютного большинства жителей нашей страны Лев Михайлович не представлял никакого интереса, а его служебная деятельность могла бы даже показаться пустяковой, несерьёзной и малоинтересной. Но для определённой категории граждан имя Льва Михайловича было не просто знакомо — в их оценке его рейтинг далеко превосходил рейтинги всех знаменитостей страны вместе взятых. Потому что Лев Михайлович был… что, думаете, угадаете? Напрасный труд, даже и не пытайтесь. Так вот, Лев Михайлович Шаров был начальником ДИЭЗПО, что в переводе с языка аббревиатур на нормальный русский язык означает Дирекция по Изданию и Экспедированию Знаков Почтовой Оплаты.
Звучит на первый взгляд немного странно, но отнюдь не внушительно и даже на первый взгляд где-то перекликается с хорошо знакомым ДЭЗом — дирекцией эксплуатации зданий. Но если вместо каких-то знаков почтовой оплаты сказать попросту, по-русски «почтовые марки», то тогда вы сразу смекнёте, что Лев Михайлович был Королём, Президентом, Цезарем, наконец — Императором и Властелином огромной империи, которая называлась филателией.
В империи Льва Михайловича только у нас в стране насчитывалось несколько десятков миллионов подданных, филателистическая жизнь которых целиком и полностью зависела исключительно от него, поскольку только он один, Лев Михайлович Шаров, единолично решал, когда, сколько и каких именно марок будет выпущено в стране, где, когда и в какие часы будут осуществляться спецгашения этих марок и особых «тематических» конвертов.
Власть его внутри своей империи была безгранична и не шла ни в какое сравнение с властью государственных особ любого ранга. Над ним практически не было никакого руководства, хотя формально ДИЭЗПО входило в структуру министерства Связи, и когда, например, Леонид Ильич Брежнев желал лично побеседовать со Львом Михайловичем Шаровым, то во время таких бесед посторонних, как принято говорить, просили удалиться, и содержание их бесед оставалось между ними. А такие беседы происходили не так уж и редко и обычно предшествовали выездам Генсека за рубеж, поскольку последний любил не только получать дорогие подарки, но и сам выступать в роли дарителя уникальных и раритетных «знаков почтовой оплаты».
Иногда, будучи в особо хорошем расположении духа, Лев Михайлович, с которым у нас сразу же установились неформальные дружеские отношения, одаривал и меня царскими подарками вроде альбома с маркированными конвертами с изображениями всех советских космонавтов, начиная с Гагарина, с их личными подписями (не факсимильными, а именно подлинными, собственной авторучкой!) или конвертами со спецгашениями на борту космических кораблей и орбитальной станции «Мир».
Однако вернёмся всё же к теме нашего рассказа. Итак, в один прекрасный день мне на работу позвонил Лев и попросил оказать ему помощь: его вышестоящему начальнику вечером привезли какой-то заумный музыкально-телевизионный центр с инструкцией на японском языке и к нему целую коробку разных шлангов, в которых он сам никак не разберётся. Ещё Лев сказал, что через 10 минут заедет за мной, а от меня мы заедем к «шишке».
Он и вправду приехал уже через 10 минут, и мы отправились на Старую Площадь. По дороге я спросил, откуда вдруг у него появилось «вышестоящее начальство»?
— Вообще-то мы формально подчиняемся напрямую министру связи, но фактически он в наши дела вмешиваться не имеет права, а курирует нас начальник управления связи ЦК КПСС, — пояснил Лев, — вот к нему-то мы сейчас и едем.
В здании ЦК нас уже ожидал провожатый, с которым мы, получив заранее оформленные пропуска, поднялись на лифте, не помню уж на какой этаж. Перед входом в коридор у нас ещё раз очень внимательно проверили пропуска и паспорта, придирчиво определили степень сходства наших лиц с изображениями на фото и, наконец, впустили в святая святых.
Начальник управления показался мне несколько тучноватым и почти сердитым: возможно, впрочем, что в этот день в его ведомстве что-то было не так или он остался недоволен телефонным разговором, поскольку в момент нашего появления он что-то писал правой рукой, а в левой, лежащей на столе, сжимал телефонную трубку.
Увидев нас, он молча положил трубку на рычаг одного из, по крайней мере, десяти телефонов и коротко бросил, указав на целую галерею стульев:
— Прошу!
Затем взглянул на стоявшие в углу большие напольные часы в роскошном деревянном футляре, показывавшие без четверти одиннадцать, добавил:
— К сожалению, у нас есть только десять минут. Успеете рассказать, что к чему? Я захватил с собой эти иероглифы, но, к сожалению, в инструкции нет картинок, а я с этой техникой раньше не встречался.
К счастью для нас всех, я уже сталкивался с таким аппаратом в Торговой Палате, поэтому я попросил лист бумаги, пронумеровал в инструкции все блоки и все шланги и на листе пометил русскими буквами, что с чем следует соединять, а также как пользоваться сенсорной кнопочной станцией для управления комбайном.
— Вот и отлично! — сказал он. — Сейчас я, к сожалению, занят и не смогу с вами поехать, так что вы со Львом Михайловичем поезжайте ко мне домой одни, все подсоедините, отрегулируйте, а вечером часов в десять я позвоню вам домой, если что-нибудь будет неясно.
— Эго не поздно? — добавил он, повернувшись ко мне.
— Это не поздно, — ответил я, — но боюсь, что из этого ничего не получится, так как у меня нет домашнего телефона.
— Нет телефона??! — казалось, он был не просто удивлён, но потрясён моим заявлением. — Почему нет??!
— Видите ли, мы только что получили квартиру в новом районе, и там ещё нет телефонной подстанции.
Здесь я должен объяснить нашим сегодняшним читателям, что в те годы получить личный телефон можно было только единственным путём — записавшись в общую очередь и отстояв в ней минимум полтора-два года. При этом никаких льгот и привилегий на эту очередь не распространялось, а в районах новостроек, как в моём случае, где ещё не было собственной АТС, даже не производилась запись желающих в очередь.
После этого моего сообщения, он молча оторвал от блокнота листок, протянул его мне и сказал:
— Напишите ваш полный адрес.
Я написал, хотя и не понял, для чего это надо. Он, в это время не оборачиваясь, снял наощупь трубку с одного из телефонов, взял у меня написанный листок и, ни к кому не обращаясь, просто продиктовал в трубку мой адрес. Затем подождал не более минуты, так же молча кивнул, приписал что-то на моей шпаргалке, после чего положил трубку на рычаг, переписал с моего листка что-то к себе в блокнот и вернул мне мою записку.
— Вот здесь номер вашего домашнего телефона.
И, вставая из-за стола, добавил:
— Так я сегодня вечером позвоню. А теперь извините, мне нужно идти.
* * *
— Послушай, Лев, это что, розыгрыш? — спросил я, когда мы сели в машину. — Я же ясно сказал, что у нас там нет ещё даже АТС.
Лев засмеялся и весело ответил:
