Приходил он усталый и говорил:
– Знаешь, кажется, получается.
– Это я уже слышала.
– Да пойми, это совсем не то. А получится, значит, полный успех.
– И это слышала. Об успехе я слышу третий год, и три года тебя не вижу, а вижу спину.
– Помолчала бы. Из-за тебя я стал тупицей.
– Почему из-за меня? Из-за себя.
Они делились с Кириллом, и тот говорил:
– Знаешь, какие женщины нам нужны? Верные, не сомневающиеся, такие, что если умираешь, не сотворив, они бы говорили: не успел, не сомневаясь, что смог бы. Мол, времени чуть не хватило.
А Люба помогала ему.
– Как твои опыты? – спрашивала она.
– Подходят к концу.
– Не сомневаюсь, у тебя всё получится. Я просто уверена. Вид у тебя такой.
– Какой?
– Не смейся. У тебя вид настоящего учёного.
И этого ему достаточно, а с Ингой посложнее. Временами ниточка, их связывающая, казалась слишком тонкой. И точно работали внутри него храповые колёсики и шестерёнки и что-то рвали внутри.
По воскресеньям он звонил Кириллу из автомата, стеклянной будочки на углу. Иногда автомат поступал не по-приятельски: щелкал, сглатывал монету, гудел. Монеты он глотал, как механический попрошайка, но случалось, соединял и бесплатно. А если бросали монеты, барахлил – обижался: «Нельзя же портить минуту, давая на чай».
– Приезжай, – как правило, говорил Кирилл.
– Не могу. Я на привязи.
– В моде беспривязное содержание.
– Не у меня.
Иногда трубку снимали женщины. Иногда голос казался знакомым, похожим на Любин. И это не удивляло. Порочность была даже в Любином лице. «А что для неё отношения? – думал он. – Как выпить стакан воды».
«Я верю в чистую любовь и непорочное зачатие, – повторял Кирилл. – Все мы произошли от рыб». Но это только слова. Порой ему кажется, что у него интимные отношения и с моей женой. Кирилл по-дружески спрашивал, как бы советуясь: «А что, если женщина холодна в постели? Как быть?» А он не знал, только догадывался, о ком это он. Но так похоже на холодность его жены, хотя всё это домыслы. Не было оснований так считать, и он отвечал тоном всезнайки: попробуйте, чтобы она задавала темп».
Нет, не хотел он знать о Кирилловой личной жизни. Возможно, у него всё просто и в порядке вещей. Его преданные пассии в разгар самых тесных отношений не раз на словах сами предлагали себя ему. Но у нас общая цель. Мы коллеги, занимаемся дроблением. Хотя он числится у шефа, а Кирилл у Левковича.
Левкович же, как Мидас. Чего не коснётся – золото. Даже с дроблением. Дробление – всего-ничего в перечне тем. Есть волны сжатия и волны разряжения. Интерференция – сложение их и приводит к дроблению. Оболочка гранаты-лимонки разлетается не по насечкам на корпусе. Наоборот. Сложение-вычитание волн дробят её по-своему. Дробление нам на пару с Кириллом. Но место у Левковича почётнее.
2
В зданиях при атомных взрывах вылетали углы. Задача Кирилла – устроить расчётный взрыв с заданным дроблением. Тема, конечно, не Рио, но всё-таки. И не ради осколков гранаты, есть обстоятельства и поважней. Скажем, метеоритный удар, удар астероида, волновые процессы – и планета разваливается на куски.
У них общая цель. Кумиром им – взрыв, он и эмблема кафедры. Взрывы повсюду и, в первую очередь, взрывы звёзд, теория катастроф Кювье, революции и прочее. Промежутки – лишь паузы накопления энергии. Вселенная – та же кафедра боеприпасов, чревата взрывами. В конце концов, она сама разлетится на осколки. Управляющая её судьбой таинственная тёмная материя разорвёт, и всё начнётся снова, с атомных основ, кирпичиков мироздания.
Но в этой теме есть для него и сокровенное. Жуковский с опытом вращения стеклянного шара с водой и водорослями. Именно они сделали видимыми вертикальные движения, моделируя движение материков.
3
Среди плакатов, похожих на развешенные на верёвке простыни, снова появился Протопопов. «Конечно, он со всеми согласен и благодарит». Теперь он взвился над залом так высоко, что сбить его можно только пресловутым чёрным шаром. Однако шаров не существует, а есть обыкновенные бюллетени, от которых не стоит ожидать чудес.
Шеф закончил благодарить, и невозмутимый председатель объявил долгожданный перерыв. За столом остались только члены учёного совета.
– Идём, покажу тебе горнило науки – своё рабочее место, – сказал Мокашов Пальцеву. И Семёнов увязался за ними. Ему нужно позвонить. Они прошли институтскую «Красную площадь», всю в объявлениях о семинарах, зачётах на листках из тетрадки и случайных бумажных клочках; поднялись по лестнице и коридору цокольной части, как по виражу стадиона.
Плотность студентов от центра убывала, и наверху встречались лишь задумчивые парочки, ищущие заветные уголки.
– Узнаёшь, Палец, родные края?
– Аудитория «пятьсот два», – восклицал Пальцев, – её обычно мы брали с боя.
– Теперь народ не тот, квёлый народ пошел, – вмешался Семёнов, – с радиоактивным стронцием в костях.
– Как у тебя с оформлением? – спросил Мокашов Пальцева.
– Оформляюсь, и не везёт. Непрерывно оформляюсь.
– А куда? – спросил Семёнов.
– В Японию.
– И зачем вас только посылают? – поморщился Семёнов. – Что вы сможете новое сказать? Про принца Мэйдзи и чистый снег горы Фудзиямы? Как будто об этом не сказано миллионы раз!
– А у меня с детства в памяти японский флаг. Белый с красным солнцем. Меня в детстве у карты наказывали с флагами внизу. Что внизу, я хорошо помню: Земля Элсуэрта, Земля Королевы Мод.
Нажав кнопку двери, они очутились в тёмном коридоре, освещённом единственной лампочкой. И тотчас словно сработала следящая система – распахнулась одна из дверей, и из неё выглянуло строгое лицо Дарьи Семёновны.
– Борис Николаевич, вам звонила жена, – сказала она, – просила позвонить.
– Хорошо, Дарья Семёновна.
«Трудно ей, – подумал Мокашов о техничке, – называть уважительно всяких сопляков: Борис Николаевич, Кирилл Ярославович. А у одного царапина на лбу, у другого – ветер в голове».
– Хорошо, я позвоню. Спасибо, Дарья Семёновна.
Но она уже закрыла дверь.
– Тут проходят мои лучшие годы.
– Бумагой шуршишь?
– Покурите, а я позвоню.
– Потом позвонишь.
– Не будет потом. Завертится всё, как в карусели. Будут руки пожимать, пьянея от восторга.
– И просто пьянеть.
– Алло. Позовите Изовскую. Вышла? Я подожду.
– Не может без баб, – заметил Пальцев.
– Кому звонил? – спросил Семёнов.
