Ну, хорошо. Допустим, я решил, что неприемлемы мне правила «дал-взял». Тогда какие правила для меня? Я не успел их сформулировать, быстро изменилось всё. Подобно пласту подтаявшего снега в горах заскользила и покатилась вниз лавина снега и льда. И нет сил, чтобы её остановить. Уцелеть мало шансов. Летит, грохочет, сминая всё на пути, и горе тем, кто на склоне.
У них всё обдумано, и штаб обсуждал меня, и получилось похоже, как у Горбачёва с Ельциным: «Я отключаю тебя от большой политики». ТТ убедила шефа, и они вместе действовали. И понеслось, как камень с горы. Шефом для нас даже ничего не придумывалось. «Зачем на них тратить время? И так сойдёт». Мы для него теперь обычным фоном улицы. Мы по-прежнему в Подлипках на третьей территории, а он в Мытищах в новейшем центре на отшибе. Как-то пришлось у него попросить машину и в ответ: «Вас – двести, а шоферов в центре – шесть».
Теперь мы редко встречаем шефа. Разве что у склада, возле машины. Шофёр тащил в неё красивые коробки, потому что наступила эпоха распределения. Не для нас, для начальства. Скорее всего это была пресловутая гуманитарная помощь запада, что для самых бедных, но доставалась у нас самым богатым и считалась мерой престижности. Всё это было написано и на лице шофёра, который коробки тащил, и что-то, видимо, перепадало из них и ему. Шофёры часто менялись, но в каждом из них появлялось нечто похожее, когда они приближались к шефу и возили его.
Происхождение, детство в нищенской среде было причиной той шефовой ненасытности. Рухнули ограничения. Сегодня – коробки, а завтра – грузовики и составы, написано на его лице. В его кабинете шла теперь закулисная деятельность. Ему там делался массаж позвонков. И с нечистью перестали бороться, и она полезла из всех щелей потоком толкачей новых «многообещающих» экспериментов, пристраиваемых детей и родственников, без которых хоть умри, мол, дело не пойдёт.
Совсем исчез ореол общественного труда, и шеф и свита окружающих работали только для себя. А надо всем властвовала новая хозяйка. ТТ-Лиса Алиса перестроечных времён. Они завязывали новые контакты и с криками «Дассо, Дассо» внезапно уходили вперёд, оставляя нас на периферии событий. Встречаясь с Сонькой, мы обменивались репликами: «А помнишь в Ницце?»
Она кокетничала:
– Вы о каком? С одним или с двумя «ц»?
Потому что действовал уже вовсю НИЦ – Научно-исследовательский Центр в Мытищах, где властвовал шеф, а она по-прежнему служила у Грымова в Центре управления полётами и ещё вечерами теперь училась в университете, на факультете журналистики. И это уводило её пока ещё непонятно куда? Она становилась как бы сама по себе, в иной системе ценностей, но почему-то казалось, что ей тяжело и взятое – не по плечу и хотелось ей помочь. Скорее всего, это тоже было её элементом политики «дал-взял», методом от противного. И, может, даже она дальше всех пошла, понимая правила не умом, а по наитию. Она кокетливо спрашивала:
– Так Ницца с одним или с двумя «ц»?
– А как тебе хочется?
Но тут Сонька сразу уходила в сторону.
– У меня всё хорошо и появилась личная жизнь.
Личная?…Как её понимать? Новые любовники? Полный сексуальный контакт? А семья? А отношения с её обаятельным и красивым мужем? Только Сонька не интересует меня и служит антифоном, доводом – не только пройдохам хорошо при перестройке.
Пятно пятое
Январь девяностого, встреча на Зубовской. Сюда собрались с бору по сосенке, с разных сторон. Здесь, в этих мидовских апартаментах зачинается новое действие. Торжественно, освещённое вспышками блицев корреспондентов, и Сонька меж ними. Она нештатная, от газеты «Калининградская правда».
Наш шеф в центре, на почётном месте и Таисия рядом. Руководители космических программ двух стран делятся планами, и планы эти хороши. Будущие исполнители располагаются на стульях вдоль стен.
Нам не дано мыслить на десятилетия. У нас свои планы, проходные. Я с помощью случайной переводчицы только что объяснился с Лабартом о том, что хотел бы подключиться к нашим – Хустову с Зиновьевым – намылившимся в Тулузу с «иконостасом» французских образцов, вернувшимся с орбиты. Эти образцы материалов проторчали год снаружи станции, изменились, конечно, и возвращались для исследований. Я же вернул с орбиты набор электронных ячеек «Эркос», который тоже полезно привезти.
На заседании мы статистами, несколько человек из ЦУПа и НПО (НПО – так называется теперь наша организация, научно-производственное объединение «Энергия»). Наблюдаем Таисию в центре сборища. Во взлёте её есть и семейная заслуга. Муж её, очень неприятный человек, неценимый и невоспринимаемый исполнителями, проявил исключительную преданность руководству в недавнюю избирательную компанию. Правда, наш генеральный так и не был избран, сказались его родственные связи (женат на дочери второго человека страны). Однако преданность была ярко продемонстрирована, и этого оказалось достаточно и теперь влияет на всё. И Таисия выглядела лояльной, что порой ценится выше деловых качеств, и теперь они с шефом «по правилу буравчика» меняли картину нашего мира.
Зал невелик, но красив. Стены облицованы деревом. Говорят, как водится, общие слова, приличествующие случаю, хотя всё уже предварительно решено, вот-вот состоится подписание. Я смотрю на шефа с Таисией и думаю, что они мои производные. Она точно появилась на сцене благодаря моей безалаберности. Появилась в проекте бесплатным приложением, текстом ненужных песен, радиосборником «Эхо Москвы». Весь их деловой куст вырос из скромной бумажной канцелярии, созданной по проекту «Союз-Аполлон».
Что-то имелось у неё за спиной. Однажды она отказалась переводить. Для этого нужна была смелость. Она взбрыкнула и просто стала на сторону французов, хотя была лишь переводчицей. Теперь она чуть ли не второй человек проекта. А мне не стоит пускать всё на самотёк. Я – их творец, я дал им жизнь и в роли огородника обязан следить за посеянным, хотя, возможно, ты сеял репу, а вырос чертополох.
Подписание выполняется торжественно, на глазах у всех. И у меня «решено и подписано» с «Эркосом», я присоединюсь к Володе Зиновьеву и Славке Хустову с их грузом – «Образцы». Последняя подпись. Все дружно аплодируют. В душе я тоже аплодирую себе, не понимая, что это моя пиррова победа.
У въезда в тулузский КНЕС – лёгкая будочка, этакий стеклянный павильон со шлагбаумом, как будто бы для обычных поборов при платной парковке бюро пропусков. Мы тормозим, и неожиданная встреча: Инесса Волчкова, ослепительная женщина из красивых и богатых, одетая так, что закачаешься, из вновь пристроенных к нам структур. Случалось общаться с нею в роли переводчицы. Сначала все любовались ею и беспричинно улыбались, но постепенно всё заходило в тупик. И мы, махнув рукой на дословный перевод, начинали объясняться на пальцах. Ну, что с того? Ведь была она тогда в роли стажёрки, и кто сказал, что достоинства женщины её деловые качества?
Привет, привет. Она уже неделю здесь с «крокодилами» из Самары. Проект такой под опекой Главкосмоса – «Крокодил». Живут в гостинице у Капитолия – «Альберт премьер». Готова встретиться. Инесса может стать для нас дублирующим вариантом, если в другом не повезёт. Ведь без проблем только у таких, красивых и богатых. А мы по принципу – догнать, что ушло. И так бывает: не догнал и испортил. Она хороша, свежа, выделяется из всех, наверное, по натуре авантюрна, как и её папаша – теперешний генеральный директор могучей космической фирмы со славным прошлым, болтавшейся между нами и Челомеем в преддверии перестройки. Вынырнув из тени секретности в смутные перестроечные времена, сумел он объединить КБ и завод и возглавил фирму носителей. А она – просто директорская дочка. Но хороша, свежа, розовый бутон и только. Ну, ладно, пока, до вечера.
