Глава 16
«… Первым делом мы стали знакомиться с достопримечательностями столицы. Ко всеобщему удивлению, обнаружилось, что ты среди указанных достопримечательностей не числишься. Осмотрев Дворец съездов, Университет, Лужники, мы поняли, что знакомство с Москвой не будет полным, если мы не осмотрим дом, в котором в 60-х годах двадцатого века жил и работал выдающийся русский советский инженер-неудачник Мокашов. К тому же оказалось, что каждому из нас ты задолжал определенную сумму денег, и это обстоятельство окончательно решило вопрос о визите к тебе…»
– Ну, что? Выходит, по домам, – задумчиво спросил Аркадий Взоров, когда миссионеры закончили свою печальную историю. Они стояли на площади, у каменной скульптуры всадника на коне. Славка, Вадим, Взоров, Чембарисов и кроме них еще и будущий космонавт Геннадий Игунин, который прежде работал в КБ, а теперь находился «на подготовке».
– Привет. Ты что теперь меня не замечаешь? – спросил, задираясь, Маэстро. – Или я для тебя мелок, звездочкой девятой величины?
– Здравствуй. Рад видеть тебя, – сказал Игунин.
– Итак, все кончено, – спросил Аркадий Взоров, – или ты, Дима, тряхнешь своей лауреатской книжкой?
– Я думаю: ну их, – сказал Вадим, – а?
Взоров обвел собравшихся вопросительным взглядом, и каждый что-нибудь ответил ему.
– Куда-нибудь нужно сходить, – подытожил Маэстро.
– Куда? – посмотрел Взоров на Чембарисова, и тот ответил:
– Что я доктор?
– На что намекаешь, Чембарисов? – откликнулся Вадим, до защиты которого – все знали это – остались считанные дни. Остальные молчали.
– Я у начальства пытался занять, – продолжал Вадим. Смотрю, Викторов с Лосевым пирожки едят, я и говорю, не могли бы в счёт будущей премии. А они в ответ: плохо о нас думаете. Если бы мы имели, стали бы мы есть эти паршивые пирожки. Остается одно – знакомиться с достопримечательностями города.
Лица присутствующих поскучнели, хотя не верили, что это всё.
– Юра, – так, для бузы сказал Аркадий Взоров, глядя на статую. – Это твой тезка – Юрий Долгорукий – основатель Москвы. Ничего замечательного за ним не числилось: истории он не сотворил, в битвах не участвовал и все-таки попал в историю. Вроде Игунина.
– А может к Мокашову? – нерешительно сказал Славка.
– Или в пивной?
– Водочки для обводочки, – повеселел Чембарисов. – Пивка для рывка. А для чего нам рывок, Вадим Палыч?
– Ну? – спросил Вадим.
– Решайте, Вадим Палыч, – отозвался Аркадий Взоров. – Я не хочу влиять на ваше решение.
– Значит, так. Слушайте мою команду. Ловим таксомотор и по Садовому кольцу с остановкой у гастронома. Затем устраиваем у Мокашова вакханалию средней руки.
В гастрономе они рассыпались по секциям.
– Наборы, смотрите, наборы, – сказал Вадим, – это наш единственный шанс не упасть в собственных глазах.
Они ходили между стеллажей гастронома в плотном кофейном аромате, смотрели товары и на хорошеньких продавщиц, одетых в чёрные фартучки, точно это были не продавщицы, а школьницы, и улыбались, потому что всё на свете теперь их радовало.
– Хорошо бы селёдочку. Только кто её чистить будет?
– Товарищи, а где коньяк?
– В Москве коньяк пьют.
– Выходит, выпита суточная порция?
– Пускай, ты выпита другим, но мне осталось, мне досталось…
– Ух, сулугуни.
Со свертками они поднялись по лестнице.
– У кого свободные руки? Звони. Ты не ошибся дверью?
Звонок зазвенел по ту сторону двери и, затихая, улетел куда-то в глубину квартиры. За дверью завозились, и снова стало тихо. Они позвонили ещё раз, и опять повторилось, словно кто-то потёрся с той стороны, потрогал дверь и отошёл. На третий раз дверь отворилась. На пороге стоял высокий сумрачный мужчина.
– Мы к Мокашовым.
– Здесь нет таких.
– Как нет?
– Как бывает. Нету и всё.
– Выходит, он, – показывая на Славку, сказал Вадим, – варежку разинул?
– Выходит, так.
Мужчина отступил назад, намереваясь захлопнуть дверь. Но в этот момент за спиной его что-то мелькнуло и чуть ли не под мышкой у долговязого появился Паня в белой рубашке, выпущенной из брюк. Он тотчас заулыбался, сказал:
– Извините. А мы немного выпили. С соседом. А они дома, – кивнул он на дверь.
И долговязый спокойно заметил:
– А, это к соседям.
Видно было, что оба они уже очень хороши. Деликатный Паня постучал в дверь, молвив:
– Тут к вам пришли.
Дверь отворилась, и вышла Инга. У неё было растерянное лицо.
– Поместимся? – вместо приветствия спросил Вадим, – а то можем отправить часть.
– Входите, входите. Раздевайтесь.
– В тесноте, да не в обиде, – начал было Чембарисов и замолчал.
– Всем засучить рукава, – командовал Вадим.
– Юре картошку чистить, – обрадовался Чембарисов.
– Договорились, не бить по голому пузу. У каждого свои слабости.
– Чембарисов, а у тебя опять пуговицы расстегнуты. Прикажешь дежурного назначить – следить за тобой?
– Кому же картошку чистить?
– Тебе.
– Ну, нет.
– Почему нет?
– Это нечестно.
– Посмотрите честно в его бесстыжие глаза.
– Что Мокашов читает? – подошёл Игунин к книжной полке.
– Ты чего трогаешь чужие книги? – поинтересовался Маэстро.
На книжной полке над письменным столом кроме папок с бумагами стояло несколько учебников по автоматике, второй и четвертый тома «Курса высшей математики» Смирнова, художественные книги в цветных обложках.
– Привычка, – ответил Игунин, – сразу видишь, с кем имеешь дело.
Вопросов больше нет?
– Есть, – хитро взглядывая на Игунина, сказал Маэстро, – как ты в космонавты пролез?
Игунин пожал плечами. Вопрос, по-видимому, был ему неприятен, но раз он задан, ничего не оставалось: надо отвечать.
– Приснилось мне, – тягуче произнес он, – что я летаю.
– Растёшь, значит, – кивнул головой Маэстро.
– Летаю в невесомости. И, представляешь, просыпаюсь: пакет. Из комиссии по исследованию космического пространства. Так, мол, и так. Решили послать в космос пионера и пенсионера. «А я причём?» – думаю. Готовьтесь, – далее в письме, – ваша очередь как раз к пенсионному возрасту и подойдет. Теперь готовлюсь.
