– Ух, уж эти мне интеллигенты, – из кухни в комнату вошёл Вадим. – Чуть что, сразу за книги. Консервы умеете открывать? Тогда ступайте на кухню.
– Где у тебя штопор? – спросил он Ингу. – А ты, – посмотрел он на Чембарисова, – забирай бутылки и ступай в комнату. Только «Хельгу» не облей.
На подоконнике тянули длинные головы бутылки венгерского токая. Маэстро, появившись в кухне, сразу же заспорил с Взоровым: в какую воду бросать сырой картофель – холодную или горячую?
– Ты споришь ради спора, – спокойно отвечал ему Взоров. – Конечно, в холодную.
– Нет, ты не прав.
– Почему?
– Это научная манера Зайцева, – вмешался Вадим. Он стоял посреди кухни, подвязанный передником, и от этого казался похожим на дворника и смешным. – Он ничего не будет доказывать, он просто скажет.
– Потому что это очевидно, – не унимался Маэстро.
– Мальчики, – вошла в кухню Инга. – Нужна грубая физическая сила, раздвинуть стол.
– Грубая – это Зайцев, – сказал Вадим. Он чистил на окне селёдку и потому стоял над ней, как хирург, с засученными рукавами,
– Чембарисов, сейчас же отправляйся в комнату.
– У меня, Вадим Палыч, пробный рывок, – сказал Чембарисов. Он глубоко загнал штопор в пробку и тянул его, зажав бутылку между колен. Но пробка не поддавалась. Тогда он поставил бутылку и оттер лоб. На его фотогеничном лице появилась улыбка голливудского ковбоя, за которую еще в институте его звали «Янки» и «Сэр». Потом он снова зажал бутылку и начал тянуть, пока с легким треском: кра-а-ак в руках его не оказалось длинное горлышко вместе с пробкой и штопором. Чембарисов аккуратно поставил бутылку без горлышка на кухонный стол и засмеялся утробным смехом, покачивая головой:
– К вопросу о качестве. А вы говорите: в комнате, Вадим Павлович. – Эффект номер два, – засмеялся Славка, вошедший в кухню за тряпкой и веником. – Там Аркадий начал было жонглировать над столом солонкой и перечницей, а они столкнулись, и солонка в куски.
– Вот к чему приводит незнание баллистики, – заметил Вадим, Он уже разложил селёдку в селедочнице и украсил лучком, и колечки белого лука возле селедочной головы были похожи на бивни мамонта.
– К столу, к столу, – говорила Инга. – Прошу руки мыть.
– У тебя мания чистоплотности, – заметил Вадим, – а где ваш вундеркинд?
– На пятидневке. Я его временно устроила… – начала было Инга и замолчала, словно сказала лишнее. Кругом происходило беспорядочное движение из кухни в комнату и в ванную со словами:
– Отдай полотенце. Прошу не забывать, что мне ещё на тебя характеристику писать.
– А стулья где брать? Из кухни?
– Я готов есть стоя, как слон.
– Скажи, как лошадь.
– Тогда уж лучше – рысак. И этого у меня никто не отнимет.
Последним, когда все уже сидели за столом, в комнату вошёл Вадим. Рукава у него были опущены, и он успел даже причесаться. Он подошел к своему месту в центре стола.
– Тост, – предупредительно пояснил Чембарисов.
– Сначала налейте мне, – начал, было, Вадим, и все перестали звенеть вилками и уставились на него. – А теперь поднимите мне веки…
Глава 17
Когда уже было чуть выпито, заговорили о работе. Расспрашивали Игунина, бывшего на пункте дальней радиосвязи:
– Как вы там?
– Обыкновенно. Обалдели, конечно, с вашим качанием. Когда главный вдруг по громкой связи: качание. Начали рыться в документации, и слова такого нет. И еще был цирк, – улыбнулся Игунин, – фотографирование на первом витке. Расшифровали параметры, докладывают: параметр такой-то в норме; фотопленка на концевике. А что это значит – «фотопленка на концевике» – не знает никто, хоть убей. Специалиста по съемке нет. Прокручивалась ли, отснята или в исходном положении?
– Ну, и что сложного? – спросил Вадим. – Запросили бы нас, мы бы живо ответили.
– Так и сделали, но вначале началась чехарда. Звонили в Красноград, и там стали разбираться.
– А вам-то зачем?
– Ну как же? Генералов куча понаехала. Должны всё знать.
– Вот, действительно, чем это объяснить? У генералов какое-то необъяснимое любопытство. Штатский и лезть не будет в то, что не по его части, а генералы – народ дотошный.
Они вспоминали, а Инга думала: «Вот дураки, о работе и о работе». А ей хотелось спросить о бывшем муже своём, Воронихине: «Как он там? Не женился ещё?» Но всё ещё впереди. Как говорят, «вышло утро и будет день». А пока за столом не уставали о своём.
– А как ПСО?
– Отлично, – ответил Игунин. – Работали на одном импульсе. Надоели БэВэ вопросами: «Может ваша система совсем не работает?» Он отвечал, отвечал. Затем ему надоело, ушёл, оставил записку на столе: «Никогда система ориентации не работала так хорошо», и подписался «Викторов».
Инге не терпелось спросить о муже, но она думала: «Удобно ли и пришло ли время?» Спросила о Викторове:
– Как там Борис Викторович? Чудесный он человек. Как говорили студентами: железный Борис Викторович.
– Железный? – возражали ей. – Он всякий. Стеклянный, оловянный, деревянный.
Время от времени Инга выходила в кухню, меняла тарелки, резала хлеб. Кухня не пустовала. У окна стояли по двое, по трое, курили, разговаривали, И она спрашивала не о том:
– А сохранились часы, на которых отбивали время прихода?
– Какие часы? – удивился Взоров. – У нас теперь беспривязное содержание, но непрерывные проверки в проходной. Что нового? Ничего не изменилось. По-прежнему вечерами сидят.
И он добросовестно перечислял новости: мол, отменили совещания в первой половине дня…
Она опять уходила в комнату.
– Слушай, когда ты перестанешь мелькать? – спросил Вадим Ингу. – Когда просто сядешь и выпьешь. А выпить тебе нужно, потому что в этой летящей тарелочке заслуга и твоего мужика.
– В какой тарелочке? – растерялась Инга.
– Ты что, газет не читаешь? Радио не слушаешь? Выпьем за ПСО, за Мокашова выпьем. Ввиду отсутствия Мокашова чокайтесь с его женой, только без поцелуев.
Они выпили, и Инга упорно, в который раз заговорила о Краснограде:
– Как там знакомые?
Но они не понимали:
– Смотреть не захочешь: постарели, завяли, сморщились, как грибы.
– Что-то по вас не видно.
– Но мы же особенные, – говорил Славка. – Юра – непрерывный изобретатель. Ты даже представить не сможешь, как можно непрерывно изобретать. А для него это в порядке вещей.
– Не надо Юру.
– А в Краснограде, что? Такой дворец отгрохали, лучше Дворца съездов.