Софи ставила себя на их место. «У растений, – рассуждала она, – похожие проблемы. Их волнует коллективная безопасность. Вы слыхали об языке растений? У растений в ходу запахи. Мы в силу мании величия отводим растениям убогую роль. А у них – сложная жизнь, и, должно быть, возможна и клаустрофобия. Почему бы и нет? Вы когда-нибудь слышали, что они вырастают в пещере? Я – нет».
А Сергей вспоминал цуповскую группу психподдержки, которую создали в начале долговременных полетов. Ох, как важничали эти психологи. После каждого сеанса связи они давали заключение о психическом здоровье и работоспособности, обсуждали фразы переговоров и их тон. Разрешали что можно, а это – нельзя; здесь необходима разрядка – встреча с семьями, артистами, спортивным комментатором. И их слушали. Просто время было такое.
И какая ферма, какие овощи? Повезло бы, хоть что-нибудь зелёное торчало бы из стены. Вспоминаешь свои возвращения из голой степи Байконура, свой восторг при виде зелёной травы.
У Жана был свой подход – всё самому попробовать. И не довод, что у других не росло. Он обязательно соберёт урожай и начнёт с хлореллы. Он уже приладил установку с присохшими на стенках водорослями и хотел попробовать: не оживут ли? Весь комплект «Хлорелла» с сосудами, трубочками, насосами был сух и пуст. Но на стенках в двух-трех местах прилипли водоросли, но тоже были сухи и серы. Но возможно к стенкам прилипли и споры, да и в одном месте стенки чуть зеленело среди желтизны.
Хорошо бы вырастить эту съедобную водоросль, и тогда Софи ко дню рождения Сергея испечёт пирог. На Земле они, записывая дату, думали поздравить его письмом уже после полёта. А теперь они и здесь его поздравят и встретят именинным пирогом. И хватит руками махать и заявлять насчет и по поводу, нужно делать и результат объявит о себе.
– Кто сегодня Шахразадой? – перед сном спросил Сергей. Инициатива, как известно, наказуема, и по общему мнению сказку следует рассказывать ему.
– Есть ли жизнь на Марсе? Нет ли жизни на Марсе, – начал было Сергей, науке это неизвестно. Но на Луне по докатившимся до нас слухам американцы обнаружили жизнь. Случилось это в одну из лунных экспедиций, когда астронавты отыскали автоматический аппарат, проведший на Луне после прилунения пару лет. Что-то в нём демонтировали и на Земле провели лабораторные исследования. И что бы вы думали? На деталях «Сервейора» обнаружили внеземную жизнь.
В питательном бульоне развились микроорганизмы похожие на грипп. Это прежде всего стало подтверждением мифов о космической жизни, но и водой на мельницу теорий простудных пандемий и жизни в кометных хвостах. В подобных выводах далеко бы зашли, когда бы не вспомнили, что собирая «Сервейор-3», сборщик непрерывно чихал. Подняли медицинскую карту: эта самая форма вируса.
– Так мы не договаривались, – возразила Софи. – Любая история: должна служить теме созидания. Не отрицать (скептиков достаточно), а подтвердить или открыть. Вот и у меня есть обязательство – разобраться с НЛО, и, конечно, просто этот вопрос закрыть. Мне достаточно закрыть глаза и объявить: ничего, увы, в полёте не увидели. Заявляю, я настроена разобраться, а для этого нужен объективный и доброжелательный подход. Конечно, проще всего отрицать космическую жизнь, йети, Несси и подобных чудовищ.
– Тогда начнем с йети, – сказал Сергей. – Вероятно, он есть; тому масса свидетелей и фильм, хотя и фальсификаций полно. Но я – дитя холодной войны и у меня собственная версия. Китай начал свои запуски ракет, и кое-кто решил установить детекторы стартов в Гималаях; участились восхождения на вершины Непала. А в оправдание придумали версию о поисках снежных людей, правдоподобную, вызвавшую лавину энтузиазма… И начали искать в разных местах и в Гималаях, и у нас на Памире, а дело не в йети, а в китайских стартах.
– Теперь только осталось заявить, что и под водой жизни нет, – засмеялся Жан. – Слово очевидцу – покорителю Тускароры.
– К сожалению, увы, не довелось, – пожал плечами Сергей, – шло к тому, готовился, читал дневники первопроходцев… Вместе с ними я опускался в глубину, в черную безграничную бездну, любовался фосфоресцирующим планктоном. Но само погружение провести не удалось. В Байкал, правда, опускался и в легендарное Красное море.
– Послушайте, – перебил его Жан, – у меня есть Жюль Верн, где о Красном море всё уже написано. Может сравним?
– Валяй, – поощрил его Сергей, – тащи первоисточник.
Софи и Жан разом рассмеялись. «Первоисточником» ими до этого обзывался Сергей: айда к первоисточнику… сверимся с первоисточником…
Жан читал, а Сергей и Софи слушали: «Красное море. Прославленное озеро библейских преданий! Никогда не проливаются ливни над его водами! Никакая многоводная река не наполняет его водоем. – Пока сплошные восклицания. – Во времена Птолемеев и римских императоров оно было главной артерией мировой торговли. – Так, так. – Одно любопытное место находится немного повыше Суэца, в рукаве, который в те времена, когда Красное море простиралось до Горьких озер, представляло глубокий лиман. Будь то легенда или истинное событие, но, по преданию, именно тут прошли израильтяне, следуя в обетованную землю, и войско фараона погибло на этом же самом месте».
– А верно ли, как написал Жюль Верн, – перебила Софи, – что в древности трансокеанский канал был совсем не у Суэца, а соединял Нил и Красное море, и Бонапарт якобы обнаружил его?
– Чудачка, – засмеялся Сергей, – именно тебе это впору определить. На Земле не исчезают следы.
– Погодите, – взмолился Жан, – дайте дочитать… «Наутилус» приблизился к африканским берегам, где имеются глубоководные впадины… А дальше на несколько листов описание подводного мира.
Читать?
– Я думаю, – сказала Софи, – сначала выслушаем очевидца.
– Всегда пожалуйста. Для меня Красное море – в смысле прекрасное, как и красная рыба, хотя мясо у неё – белое. Нет, при погружении мы не встретили обилия рыб, а креветку я видел на глубине в пару километров и плоскую рыбу. С виду она – мурена, но плавает, как камбала. И, разумеется, никаких там гигантских спрутов, хотя нужно сказать, я имел-таки с ними дело. Я ведь ещё на Дальнем Востоке на специальной подводной лодке ходил. Цель была благородной – идти под тайфуном, в зоне его разрушительного действия. Исследовали поверхностный океанический слой. Все ураганы и тайфуны движутся строго в пределах теплой зоны; там, где температура воздуха у поверхности 26–27 градусов, а температура воды выше на 1–2. Встретившись с сушей или холодным морем, тайфун гибнет от холода.
– Значит, можно с ними бороться, охлаждая, высыпая углекислоту? вмешался Жан.
– Может, но нам такая задача не ставилась. Мы должны были, меряя температуру, прогнозировать движение. А ещё мы всплывали в глазе тайфуна, там, где – «тишь да гладь, да божья благодать». Океан кипит, как суп на плите в кастрюле, а над головой – чистое небо и плавает невинное облачко, солнце светит, а всего в десятке километров вращающаяся грозовая стена, сметающая всё. Молнии, взрывы, конвульсии.
– Как ты думаешь, Жан? – сказала Софи. – Не пора ли нам что-нибудь назвать именем нашего первоисточника: новое явление, природный феномен или вновь открытые земли?
