Ему уже мерещилось нечто металлическое, паукообразное, с искусственным интеллектом в себе. С несчётным количеством рук-ног, способными пошевелить нераскрывшуюся антенну в открытом космосе или заткнуть появившуюся брешь. Словом, послушный ужастик с элементами самостоятельности. Когда-нибудь на соседних планетах появятся многочисленные киберы, способные ползать, хватать, размножаться, точнее множиться по необходимости, играя нужную роль. Преобразователи планет.
Его министерские связи подсказывали: перемены грядут, и всё огромное здешнее нынешнее ракетно-космическое образование распадётся на куски. Да, он и сам чувствовал, что налицо переполнение. Как в насыщенном растворе, в котором тебя выталкивает, трудно плыть, вот-вот и сам в осадок выпадешь. Но ты в осадке и не повинен никто. Виною обстоятельства. Но стоит подправить чуть-чуть, и всё выправится.
Пора пойти на поклон авиации. Ракетная техника перекрыла ей кислород. А сочетание здешних светлых голов и хитростей авиационных технологий сулит небывалый успех. Именно авиационный задел придаст совершенство межпланетным автоматам – гонцам в солнечную систему и за неё.
Мысль о грядущей самостоятельности дарила ему как бы второе дыхание. И Невмывако по-иному ходил, присматривался, чувствовал себя коллекционером и азартным игроком, составляя пасьянс из знакомых лиц. Карты ложились в разных сочетаниях. Однако в них чувствовался изъян – не хватало теоретика. Теоретики…А эффектно заметить вскользь: “Мои яйцеголовые придумали, запрограммировали и получен результат…” Такое выглядит при любом раскладе.
Невмывако вздохнул, надавил кнопку звонка и попросил секретаря:
– Мокашова ко мне.
Мокашеву вовсе не светило терять время с Невмывако. Он уже просёк, что в отделе есть первый, второй и даже третий эшелоны. Одни бегали с выпученными глазами, решая чуть ли не на бегу. Другие считали для них, моделировали и вели себя относительно спокойно. А часть, казалось, ушла в глухую защиту, разрабатывая своё, должно быть, нужное и, может, даже выдающееся, но не идущее сегодня в ход. Первым в просьбах не отказывали. Как-то Иркин и к Мокашеву подошёл:
– Посчитайте быстренько моменты инерции. Вот чертеж. Баки с перегородками.
Ещё чего? Мокашеву вспомнились труды Жуковского, его магистерская диссертация, редкие простейшие случаи, доведенные до счётного конца. “Смеётся он что ли?” – и вслух сказал:
– Задача эта наукой ещё не разрешена.
– Часа вам хватит?
– Может, и жизни не хватить.
– И справкой оформите, – закончил Иркин прищурившись, – чтобы в план включить.
Он кинулся было к Славке, но и Славка не выручил.
– Это ты у себя в секторе бормочи, – сказал он, – а тут вынь да положь.
Как быть? И снова выручил Вася.
– Вася, – пожаловался Мокашов, – задача не разрешимая, а тут на всё, про всё час дают.
На это Вася мягко ответил:
– А вы не так действуете. Берите крайности. В начале жидкость вне перегородок в движение не вовлечена, а другой крайний случай – жидкость как твердое тело, вовлечена целиком. Для управления этого достаточно. Считайте на худший случай, и если уже он пройдёт…
– Спасибо, Васенька. Что бы я без вас делал?
– Пишите среднюю цифру с разбросом, а жизнь подправит. Промоделируют. Моделируют всё.
Конечно, Мокашов понимал, что мог отфутболить пристающих (вы мне не начальник, а я – не слуга всех господ), но что-то подсказывало ему, что так поступать не следует. И даже следует наоборот – цепляться за объект. Сам Иркин как-то посоветовал:
– Беритесь сразу за объект. Мигом освоитесь.
Он понимал, что то, чем он теперь был целиком занят – инвентаризация по гибридам – временная забота. В ближайшем будущем автоматы по слухам на сторону передадут, и если очень активничать, могут и с тобой передать. Запросто. И чтобы такого не произошло, необходимо соблюдать меру.
Доводка документации “гибридов” велось по запросу Главного. Работа напоминала реабилитацию после амнезии. Как будто в архиве случился пожар, и всё следовало восстановить. Для Мокашова она стала фактическим знакомством с объектом, хотя на автоматы он не собирался тратить жизнь. Он искал свою тему. Занимала его гидродинамика: истечение нестационарное, сложная конфигурация, волновой процесс.
Посчитавши по-васиному, он сунулся было к Иркину, но тот был занят. К нему была очередь. А когда он попал к нему, тот неожиданно накричал на него.
– К чему мне ваши подходы? Цифра конечная нужна. Мне цифру выдайте, а не слезы по поводу. Думаете, я буду работать за вас?
Оказалось, “поезд уже ушел”. Моменты инерции замерили качанием. Для Мокашева это стало предметным уроком, что отвечать нужно тотчас и чтобы цифры совпали с практикой. А то, что задача счётная или несчётная, никого не волновало. Иркин орал, словно вожжа попала ему под хвост? Разволновали предыдущие или считал полезным орать на “толстого ребёнка”? Но при свидетелях было неприятно. “Держаться нужно подальше от Иркина, – решил Мокашов, – а лучше иметь собственный тематический кусок”.
Возня с итоговым отчетом подошла к концу, и Мокашев как бы поднял голову. По сторонам него кипела жизнь, и были узлы течений. Настало время выбирать, к кому примкнуть? Казалось, проще работать с Невмывако, хотя он явно не входил в число доверенных лиц. Разговоры с ним напоминали ходьбу по глубокому снегу. Хотя, возможно, Невмывако допускал и какую-то науку. Но только что это была за наука? Наука, доступная администраторам. А это и вовсе не наука, а собачий бред. Однако с ним было и понятно, и спокойно. А Мокашову теперь требовалось спокойствие..
Войдя в в невмывкин кабинет, Мокашов вежливо поздоровался.
– Как у вас, Борис Николаевич, с «Узором»,? – спросил Невмывако.
– А с «Узором» не у меня, – откликнулся Мокашов.
Невмывако вздохнул: ох, уже эти теоретики. В разговоре с Вадимом “Узору” был выделен Мокашов, но он или не вошёл ещё в курс требуемого дела или не успел войти и теперь следовало решить – чуть подождать или сразу прорубить теоретику по ушам?
С прибористами у Невмывако получалось лучше. Они были из местных и вели себя солидно. В разговоре не корчили восторженных рож. А теоретики… Но на теорию нынче мода. Каждому руководителю требуется высоколобый. Их трудно трезвым умом понять. Однако не всё доступно уму в современном мире. Например, абстрактная живопись? Однако художники понимают друг друга, значит в ней есть что-то здравое. Из теоретиков нужно начать с зелёных, плохеньких, вроде стоящего перед.
– Мне кажется, – пожевал губами Невмывако.
“Креститься нужно, если кажется”, – мысленно среагировал Мокашов, сохраняя на лице маску заинтересованности.
“Юные, – подумал Невмывако. – Саранча зеленая, а лезет. Словно собачонки, насидевшиеся взаперти и стремящиеся оббежать и помочиться на всё. А накусавшись и поломав зубы, они с удивлением обнаружат, что жизнь подошла к концу, а рядом скалят зубы другие молоденькие собачонки”.
