– Это что за стрельба? – обернулись за соседним столиком. – По какому поводу?
– Это салют, – наливая шампанское, сказал Мокашов. – Обыкновенный праздничный салют.
Он поставил бутылку на стол и добавил, поднимая бокал:
– В честь нашего прибытия.
Мимо них ходили от буфета к столикам, звенели стаканами, требовали горчицу и соль.
– Голова кружится, – тихо сказала Инга. – У меня так всегда от шампанского.
Они взяли виноград и поднялись в номер.
В номере было пусто. Соседа не было: то ли он ещё не пришёл, то ли успел уйти. Сквозь открытую дверь балкона доносился разноголосый шум, словно этажом ниже справляли новоселье. Внизу, под балконом была автобусная остановка. Автобус, видимо, задерживался. Остановка, словно запруда на пути городского потока, вызывала скопление людей.
Свет из комнаты, проходя сквозь окна, состоял на балконе из полос света и тени. И от этого всё на балконе казалось полосатым: полосатая кофточка Инги, полосатое её лицо.
Он подошел неумело и боком. Сказал ей что-то, и она ответила. Поцеловал он её неловко, в уголок рта. Увидел лицо с широко открытыми глазами и губы в морщинках, близкие-близкие губы. "Отчего же морщинки? Разве они бывают на губах?"
Тогда наклонившись, он начал целовать её в эти морщинки, и она, отстраняясь, повторяла:
– Не надо. Люди. Не надо.
Они зашли в комнату, залитую светом молочно-белых плафонов. Но нить, протянувшаяся было между ними, почему-то оборвалась.
Он продолжал обнимать её, говорил зачем-то:
– Тебе жарко. Сними кофточку.
А она мотала головой, и в глаза им бил ослепительный белый свет. Затем, понимая неуместность затянувшейся игры, он притянул её за плечи, но она отстранилась и сказала, мотнув головою в сторону двери:
– Пойдём.
– Хорошо, – сказал он твердо. И она, как тогда ему показалось, благодарно улыбнулась в ответ.
Они долго ходили боковыми улицами среди коттеджей, выглядывающих из плотной листвы. Их светлые стены подслеповато поблескивали в свете луны лиловыми отливами. А металлическая ограда выставки тянулась бесконечно великой китайской стеной.
На территорию выставки они попали через боковой вход и бродили безлюдными мрачными аллеями этой далекой от центрального входа, глуховатой части. Присаживались на редких скамейках или останавливались в тени деревьев, и он обнимал её послушное тело, целовал и, обнявшись, они шествовали дальше в сгущающуюся темноту аллей.
То проходили они мимо безлюдных, пугающих аттракционов, то долго стояли над чёрной журчащей водой, потом сидели в металлической качалке, а вдали восточным мавзолеем светился купол какого-то павильона.
– Отчего ты не женишься? – спрашивала она. – У тебя есть жена?
– У меня – семь жен, как у Синей Бороды. И как он, я душу их по очереди. Оттого, что они нелюбимые. И теперь осталась всего одна. У неё кружится голова от шампанского…
– И…
– И её не удается задушить, потому что она красивая и хитрая.
Возвращаясь, они попали в полосу аромата. За колючим кустарником была плантация роз. Через кустарник он скакал, как заяц или козёл, смеша её и пугая, а затем рвал нежные осыпающиеся розы, обламывал колючие шипы.
Они долго блуждали, разыскивая выход, пока дежурный наряд милиции не подсказал им дорогу, умышленно не заметив компрометирующих роз.
Глава третья
Всю ночь Мокашова мучили кошмары. Просыпаясь, он видал эллипс света, брошенный на стену ночником. По голове его барабанили камни слов, бросаемых соседом по номеру в телефонную трубку.
– Теперь с тарою… не в вашу, а в нашу…
Сосед улыбался извиняющейся улыбкой, прятался с трубкой под одеяло, накрывался подушкой. Но даже уснув, Мокашов слышал как бы удары молотком: "Барабуля цокает…"
Когда он проснулся, соседа не было. Он брился и умывался, а у него слипались глаза. Завтракал Мокашов в буфете.
Буфет был полон командированными с папками и портфелями, с помятыми после вчерашней выпивки лицами. Запас ещё не израсходованной энергии выплескивался в разговорах, шутках с буфетчицей и даже в том, как они макали сардельки в горчицу.
На заводе всё выходило удачно. Последние испытания в барокамере провели в его присутствии. Он расписался в документации. И с чувствительностью датчика нашлись кое-какие возможности: её обещали поднять. Не так, как хотелось бы, но всё-таки.
Типовые испытания второго комплекта, идущего на макет, могли проводиться и без него. Но его упросили остаться, опасаясь непредвиденных осложнений, при которых понадобится мнение заказчика. Даже с “Физприбором” вышло удачно. У заводов были тесные связи и обещали замолвить словечко: присылайте задание.
Перекусив в заводской столовой, он поехал а центр.
– Что вы? – оказали ему в ГУМе. – Вы думаете в Москве всё есть?
– Мне сказали, что покупали у вас.
– Что вам, гражданин? – подошла вторая продавщица.
– Я хотел бы финскую рубашку.
О рубашке просил его Вадим.
– Бывают очень редко. Розочка, объясни покупателю.
– Я уже объяснила.
– Объясни ещё.
– Это что? Начальство? – спросил Мокашов, когда вторая отошла.
– Зав секцией.
– Розочка, а где ещё эти самые рубашки?
– Наверное, в Финляндии.
– А ближайшая театральная касса?
– Прямо в здании. Пойдите налево…
В комнатке театральной кассы были развешены афиши и списки, написанные от руки, но выбора не было. Концерт в захудалом клубе, да органный концерт. Однажды студентом он попал на органный концерт, и звуки органа вживую, не по радио ошеломили его.
Тягучие звуки чередовались с выразительной пустотой. Они чуть дребезжали, стряхивая что-то с себя, освобождаясь от веса и обыденности, и вот, переливчато нарастая, взлетали ввысь, минуя крыши и небо. И постепенно, из ничего складывалась певучая ступенчатая мелодия, вызывая картину волнующегося моря.
Но на такие концерты вряд ли уместно идти вдвоём, не зная привязанностей партнёра.
Он чем-то понравился жеманной старушке, торговавшей билетами, и она тотчас предложила:
– Хотите в Малый, на "Ревизора", с Ильинским? Чудесная постановка.
Однако спектакль через неделю был для него так же недосягаем, как и обратная сторона Луны.
Они немного поговорили, причем старушка явно кокетничала и, проникаясь симпатией, разрешила ему воспользоваться телефоном.
– Послушай, Лёня, – сказал Мокашов в трубку. – Хочу тебе написать о пневмоавтоматике, с названием “Пневматический мозг”.
