– Вопросы, – спрашивает Славка, – можно сразу или потом?
– Давайте сразу.
И разговор для Мокашова делается слишком быстрым. Каждый раз он думал, что не подготовился к разговору. Разнородность и обилие цифр пугали и, боясь ошибиться, он запаздывал с ответом. Он походил на человека, готового ответить, но его будто спрашивали на незнакомом языке, и когда он с помощью словаря уяснял себе заданный вопрос, ответ уже никого не интересовал. Он завидовал Вадиму и Славке, которые держали в памяти всё. В любой момент они могли выдать справку по опекаемой машине. И не только цифру на сегодняшний день, но и то, какой она раньше была, и почему изменения и в каком протоколе. Причем, для этого им не нужно было копаться в записях, они держали сведения в голове, и это стало стилем работы.
Мокашов уже многое понимал, но не мог отвечать так молниеносно. "И почему нужно работать именно так? – спрашивал он себя. – И почему именно этот стиль принят на вооружение, и ему нужно подстраиваться?” Быстрота, с какой схватывались и обсуждались деловые вопросы, поражала и обескураживала.
Из-за этого он как бы постоянно находился во власти других. По каким-то неизвестным ему заранее графикам он должен был бросать всё и приниматься за новое, бежать на совещание, принимать кого-то, кого не звал. Может, для высокого начальства, присутствующего на всех совещаниях, перекладки не были неожиданны. В предварительных обсуждениях они как бы настраивались на нужный вопрос. Однако для Мокашова они в большинстве своем были машиной из-за угла.
За столом уже спорили.
– Почему нельзя? – горячился черноволосый. – Вы не можете?
– Вы не можете, – отвечал Славка, упирая на "вы". – Это вам выльется в потрясающую точность антенн.
– А при тех же точностях?
– Невозможно, – спокойно заметил Вадим.
“Вадима слушают, – подумал Мокашов. – Ему стоит только сказать. Вот если бы встал он – Мокашов, то десять раз заставили бы объяснить и ещё бы оспорили”.
В комнату заглянула секретарь.
– Борис Викторович, – негромко позвала она, – возьмите трубочку. Москва.
– Я подойду к тому аппарату, – сказал Викторов и вышел, и в кабинете поднялся невообразимый шум.
– Машина перспективная, – с интонацией: ну, чего вы спорите, доказывал черноволосый. – За два года техника уйдёт вперед.
– Ха, – издал носовой звук Славка. – Мы можем рассчитывать лишь на реальное.
– Сегодня вы ласковые, – нарочито рассерженным тоном добавил Вадим. – А завтра за горло возьмёте. Знаем мы вас.
Когда Викторов вновь появился в кабинете, от чинных поз совещавшихся не осталось и следа.
– Борис Викторович, – пожаловался Вадим, – наши гости в ваше отсутствие предприняли контратаку. Хотят повысить точность ориентации, а у себя оставить, как было.
– Ну что же, – сказал Викторов, садясь за стол. – Политика эта известная. Ещё в коране, в суре «обвешивающие», сказано: "Бывают такие, что при продаже вешают по одному, при купле же по-иному".
– А вы возьмите обязательство, – сказал черноволосый своим странным голосом, в котором звучали одновременно высокие и низкие, басовые нотки.
– Кукурузу по сто центнеров убрать? – спросил Вадим, и все рассмеялись. – Да, и в честь чего? Восьмое марта давно прошло.
– Решитесь тут, при знамени. Вы же краснознаменный отдел. – Знамя стояло в углу за креслом Викторова, рядом с телефонной тумбочкой.
– Нет, – сказал Вадим, – не уговорите нас. И знамя-то у нас отняли.
– Докатились, а отчего оно у вас стоит?
– Никто за ним не приходит пока.
– Ну, так как с точностью? Соглашаетесь?
– Ни в коем случае. Внесём в разногласия.
– Хорошо, поехали дальше.
Глава вторая
После обеда пришел спокойный Воронихин и попросил до завтра выпустить ТЗ.
– У вас этим, кажется, теперь Мокашов занимается.
– Как? – вскричал Вадим, – Ни в коем случае. Там по меньшей мере на неделю работы.
– Тогда я объявлю вам выговор.
– Хоть два, – мгновенно успокоившись, ответил Вадим. – А где это записано?
– В план-графике по ТМК – тяжелому межпланетному кораблю, – продолжал Воронихин, и голос его поскрипывал, как мел по доске, а за его спиной стояла экономист Ольга Васильевна с планами в руке.
– Почему я не знал об этом? – горячился Вадим.
– Это вас нужно спросить: почему не интересуетесь?
– А когда срок?
– Завтра.
– А график подписан?
– Неделю назад, – сказал Воронихин.
– Мы от ведущего только сегодня получили, – вмешалась Ольга Васильевна.
– Теперь это не имеет значения, – продолжал Воронихин. – Можете сидеть всю ночь. Можете оставить группу. Оформляйте разрешение.
– Ну, как же так, Владимир Палыч? – уже обычным голосом спросил Вадим.
– Из-за подобного считают, что теоретикам можно любые, даже отрицательные сроки записать. Мол, что им стоит карандашиком почиркать. А мы на головах стоим.
– Хорошо, я поговорю с ведущим. Это, действительно, непорядок, – Воронихин вышел. А Вадим опять сделался насмешливо спокойным. Спросил Мокашова: "Вы всё поняли, товарищ Мокашов?" И тут же начал крутить диск телефона.
– Мне Станислава Андреевича… Станислав, ты не помнишь, куда мы заслали ТЗ на солнечный датчик? А ещё не вернулось? Тут твой приятель мне работку ночную подкинул… Кто? Воронихин.
И тотчас, словно услышав свою фамилию, опять вошел Воронихин.
– Вы уже привыкли к мысли, что надо выпускать? Найдите ТЗ, которое писали по MB.
– А нам, Владимир Палыч, согласно новому распоряжению, дела не выдают.
– Хорошо, я позвоню, чтобы выдали. Я говорил с ведущим. Он признаёт, что это непорядок. Он попробует сдвинуть сроки дня на два.
– Приступайте, товарищ Мокашов, – сказал Вадим, когда Воронихин вышел.
– На мой взгляд, это дело пахнет премией.
– Не может быть, Вадим Палыч. – отозвался Мокашов. – Дайте честное слово.
– А знаешь, почём теперь честное слово?
Собственно, ни Вадима, ни Мокашова срочность ТЗ не испугала, хотя работы с ним было больше чем на два дня. Мокашова беспокоило, что он не посчитал расходы топлива на управление ТМК, которые тоже были в графике. Исходные данные непрерывно менялись, и нужно было сесть и аккуратно пересчитать. Конечно, лучше было бы пересчитать на ЭВМ. Но машина как всегда занята, да и некогда ждать. Но он может пересчитать на руках, по пересчетным формулам, хотя над ним посмеялись, когда он их выводил. Но для этого нужно только одно: время.
