– По какому объекту?
– По "Востоку".
– Это не ко мне. Вадим, возьми трубку.
Но как ни мешали ему извне и несмотря на укоры совести, что теперь не успеет с ТЗ, к обеду он посчитал веса. Аккуратно расчертил таблицу расходов и красиво так, что понравилось самому, внес каждый режим в соответствующую графу.
И тотчас, словно угадав, что он освободился, задребезжал телефон.
– Мокашова?
– Сейчас.
Звонил Взоров из проектного:
– Изменились моменты инерции. Снимаем навесной отсек.
– Ты что? – закричал Мокашов. – Издеваешься? Я всё пересчитал.
– Ну, и зря, – ответила телефонная трубка, добавив после паузы. – А что поделаешь?
– Вот что, коллега. Слушай меня внимательно. Присылайте официальные данные. Мы посчитаем и официально ответим. И всё. Никаких прикидок. Понятно? Пока.
Мокашов как в воду глядел. В конце дня в комнату заглянул Воронихин.
– Хорошо, что я вас застал, – сказал он Мокашову. – Собирайтесь.
– Куда?
– В главный корпус, на совещание по весам. Идите пока один, а я попозже подойду.
Придя в главный корпус, Мокашов разыскал нужную комнату и сел в углу, ворча про себя: "Нашли время проводить совещания. Дня им, видите ли, не хватает".
Мокашова ещё немногие знали. Заправлял делами тот же черноволосый проектант – Глеб Юрьевич Максимов. У него было узкое лицо, очки, волосы – воронье крыло. Если снять очки и отрастить короткие усики, он, пожалуй, смог бы сойти за мексиканца.
Он, как правило, не начинал разговор, не посчитав всего возможного, а потому с ним трудно было спорить. С ним нельзя было болтать, говорить прикидочно, оперируя среднепотолочными данными. Стоило оступиться, и он задавал вопрос. Час работы, если протокол вел Глеб Юрьевич, стоил многих часов прочих совещаний. И хотя он часто говорил добродушно, он не церемонился, и все время голова цепко работала у него.
Оглядевшись Глеб Юрьевич позвонил Викторову:
– Борис Викторович, от вашего отдела ни одного уважаемого человека.
Викторов, повидимому, возразил, потому что он обернулся и громко спросил: Есть кто-нибудь из двадцать пятого отдела?
– Я, – безразлично ответил Мокашов. – Я из двадцать пятого.
– Я ошибся, – произнес в трубку Глеб Юрьевич. – Из вашего отдела присутствуют.
Совещание проводил один из замов Главного конструктора – Бушуев, назначенный председателем комиссии по сокращению веса станции, который никак не укладывался в номинал.
Совещание шло спокойно, пока не дошли до веса топлива управляющих реактивных двигателей системы ориентации. И поднялся великий шум.
– Борис Викторович, работает в другой комиссии… Разыскать Воронихина, – приказал Бушуев, и вскоре неслышной походкой в кабинет вошел Воронихин.
– Вы отдаете себе отчёт с вашими весами? – вдруг закричал Бушуев и тут же вдруг тихо сказал Воронихину. – Я попрошу вас, Владимир Павлович, найти пустую комнату и составить план техмероприятий, сокращающих вес топлива на управление на двадцать пять килограммов. Приступайте немедленно.
Поздним вечером, после десяти часов, когда они уже охрипли от обсуждения, в комнату вошел Бушуев.
– Ну, как? – спросил он, подходя к столу. – Как у вас дела? Есть двадцать пять килограммов?
– Пока нет.
– Тогда сидите.
Они просидели до двенадцати, но так и не подошли к двадцати пяти килограммам, хотя перетрясли все номиналы тяг реактивных двигателей ориентации, ввели запреты на запуски, выбросили несколько режимов совсем.
– Экономим на спичках, – сказал Иркин, откидываясь на спинку стула. – Нужно менять принцип управления. В корне менять.
Наутро в кабинете Викторова после четырехчасового обсуждения родилась новая система ориентации, отличная от всего того, что было до неё. И хотя она была новой, но каждый элемент её в другой комбинации был известен, и его можно было обсчитать.
К обеду была составлена справка с весами, с коротким обоснованием.
– Разыщите Бушуева, – сказал Воронихин. – Если что, я в отделе. Звоните.
Когда в инженерном корпусе, минуя секретаря, Мокашов ворвался в кабинет зама Главного, у него на самом краешке стола заседаний, разложив бумаги, сидело несколько человек.
– Вы почему без предупреждения? – удивленно и, как показалось Мокашову, испуганно спросил зам. – Разве вы не видите, что я занят?
– У нас, наконец, вышло с весами, – пролепетал Мокашов.
– Хорошо, подождите меня в приёмной.
Зам Главного освободился через полтора часа. Первым, кого встретил Мокашов, вернувшись в отдел, был Маэстро.
– Привет, – кивнул он Мокашову. – О чём это вы в главном здании трепались вчера?
Глава третья
Почти готовое ТЗ так и осталось ненапечатанным в блокноте Мокашова. В новой системе ориентации датчик должен был быть другим. На уточнение его особенностей сейчас не хватало времени. И хотя основные идеи новой системы ориентации были найдены и предложены авансом, только дальнейшие проработки могли установить жизненность и техническую реализацию этих идей. В отличие от многих отделов, живших сегодняшним днем, отдел Викторова, несмотря на перегруженность, постоянно вел и перспективные разработки, и иногда это его и выручало.
Несколько дней проводился уточненный обсчёт. На совещании, подводившем работу всех комиссий по ТМК, докладывались результаты проработок. Вставали поочередно представители отдельных систем и коротко или длинно, в присущей каждому манере, докладывали состояние дел.
По мнению Мокашова, Викторов докладывал плохо. В его выступлении было больше сомнений и колебаний ученого, чем четкость и недвусмысленность желанного ответа.
"До чего осторожен", – удивлялся Мокашов. Ему самому всё казалось однозначным и простым.
– Борис Викторович, – поднялся зам. – Я разочарован в работе по вашей системе. Двадцать килограммов экономии – это совсем не двадцать пять, о которых вы говорили.
– Я и сам разочарован, – с неуместным смешком сказал Викторов и сел на место. – Правда, я тогда сказал, что килограмм около двадцати.
Затем монотонно, не повышая голоса, начал говорить начальник проектного отдела.
"Надо же, – удивлялся Мокашов. – Демагогия чистой воды. Проработок у них пока настоящих нет. Их больше у Викторова. Но манера изложения… Эх, не умеют наши говорить. Только, может быть, это тоже манера. Во всяком случае у себя в отделе Викторов говорил обычно иначе. Категорично и с юмором".
– Мокашов здесь? – спросила шепотом сидящих у двери секретарша зама. И по рядам к Мокашову из рук в руки пошел квадратик записки.
