– Чтобы друг друга узнать, – шутил он, – нужно, как говориться, пуд помады съесть.
“В утверждении всегда есть ограниченность, – думала Инга, – категоричность утверждений – особенность ограниченных людей".
Она понимала, что нравится, и он прост, не может этого скрыть, и пробовала рассердиться.
“У него глупое лицо. Что он сказал? Очередную глупость? Ему и рта незачем раскрывать. И что сказал сейчас? Тоже глупость. Можно дальше не слушать. Он скажет чушь. За кого он её принимает?”
Однако всё это не пугало, а доставляло удовольствие. Ей надоело одиночество. Она боясь не хотела думать: как приедет? И как он встретит её? И подтверждение того, что она нравилась – отвлекало и придавало ей уверенности.
– Вы куда, к мужу едете? Он служит? А муж у вас ревнивый?
Воронихин не был ревнив. Она просто говорила иногда себе, выдумав, что муж её – ревнив. Наоборот, он был ровен, спокоен, голоса не повышал. Она звонила ему:
– У нас сегодня вечер. Я позже приду.
– Хорошо, – не спрашивая, отвечал он.
– Соседку я предупредила. Она покормит Дмитрия и уложит.
– Хорошо, – соглашался он.
Ей хотелось его позлить, сказать, что будут мужчины и станут за ней ухаживать. Ведь так естественно, ухаживать за ней. Но на вечере ей сразу же становилось скучно, как правило, и она торопилась уйти. Раз она упросила Славку проводить. Он довел её лишь до угла, распрощался, не знал, как себя вести. Милый, милый, наивный Славка.
– Так нельзя, – убеждала она себя, – проживешь и нечего будет вспомнить. Надо что-нибудь придумать, – думала она, и это неясное решение волновало и одновременно её пугало.
Воронихин не был ревнив, хотя она не стала бы утверждать с уверенностью. Просто он не давал ей повода. Она думала, где же тогда пo-Фрейду компенсация его эмоций? Он был сдержан всегда и не раскрывался до конца.
Старушенция – соседка по купе ушла обедать и они остались вдвоем. Лейтенант читал газеты, бормоча себе под нос.
– Состоялась встреча борцов, – читал он вслух и потешно надувал щеки, – за мир.
Забавный розовый лейтенант. Он взглянул на неё внимательно, и она ему улыбнулась… “Улыбается, значит нравится, выходит, можно обнять шутя, с этого начать… а дальше, как выйдет… по всякому … Но необходим первый шаг. Он просто обязателен и хорошо бы выпить. Трезвым всё сложно, а выпил чуть и всё по-иному. А если разобраться, в этом и есть жизнь, как повезёт. Женщины ценят решительность”.
Лейтенант пошарил сбоку и задернул дверь.
– Откройте дверь, – попросила Инга. – Жарко.
– He стоит, – ответил лейтенант. – Я решил переодеться.
– Хорошо, я выйду.
"Может, сходить к проводнику, – подумала она, – попроситься в другое купе?"
– Пулечку не молотите?
Заглянул в купе подвыпивший мужчина. Он почему-то смотрел на неё:
– Разрешите мне мужа вашего похитить?
– Пожалуйста, – рассмеялась она.
“Ну, попал, – думал лейтенант, – скукотища. Называется мягкий вагон”.
Билетов плацкартных не было, и пришлось доплатить за мягкий.
“Ну что же, – говорил он себе, – поеду с комфортом. Когда придется ещё?”
Он ехал после училища к первому месту службы.
– Куда? – спрашивали однокашники.
– Не знаю. Еду в неизвестность. Нагородили повсеместно ракетных ПВО.
Не верили, говорили:
– Прямо как в сказке: пойди туда, не зная куда.
– Вот, вот, – смеялся лейтенант.
Воображение рисовало ему палаточный городок в безводной степи, стриженные под ноль солдаты и ни одного женского лица.
Прежде он не ездил в мягком и ожидал необычной роскоши. Теперь его возмущало, что это обычный и довольно грязный вагон. Вагон не очень почистили: пыль, чего не коснешься, а когда подняли нижнюю полку и посмотрели отделение для вещей, в нём оказались бутылки и обрывки газет.
– Может в ресторан? – спросил он неразговорчивую соседку.
– Ни за что.
В вагоне были проводницы. К молодой белозубой, с по-детски плоским телом, приходила подружка из другого вагона, полногрудая, спокойная. Она с вызовом взглянула на него темными блестящими глазами, когда он, обследуя вагон, заглянул к ним в купе. Проводницы ели лук с хлебом, макая его в соль, и беспрерывно хохотали, говорили о том, сколько безбилетников удалось устроить.
Казалось, чего проще: сходить в буфет, распить бутылочку на вынос с этими хохотушками, поговорить, посмеяться, что говорится, время скоротать, и ехать ему ещё пол суток. А там, как выйдет, и бог знает. Но у него такая соседка, и он не думал прежде и не мог себе представить, что есть на свете такие женщины. Он даже не знал, о чём с ней разговаривать? Возможно, ведь всё возможно и жизнь действительно сложна, как эта женщина.
«Муж? – улыбалась про себя Инга. Ей пришло в голову давнее наблюдение: женщины становятся похожими на тех, с кем живут. Соседка по лестничной клетке – молодая интересная женщина – была брюзглива и рассудительна, как и её старый муж. Она представила себе, кем стала бы она замужем за лейтенантом, и рассмеялась внезапно.
– Хотите, скажу, о чём вы думаете? – спрашивал лейтенант.
– О чём?
– Вы военных не любите? Думаете, как они тупы. А военный – теперь в первую очередь инженер.
“Надо же, – подумала Инга, – в Краснограде говорят: инженеров, как собак нерезанных. Плюнь и попадёшь в инженера, и кто теперь не инженер? А тут верхом совершенства – инженер … Может попроситься в другое купе? Но удобно ли? Могут отказать, и что лейтенант подумает? Вообразит себе бог знает что. И есть ли место лучше? Не туда же, где в карты играют и пьют всю ночь". И хотя она чувствовала себя теперь самостоятельной, но само действие – идти к проводнице и просить – доставляло ей неудовольствие, и она первый раз подумала: куда её понесло?
Спала она плохо. Ей снилось море, блестящее до горизонта, и белый пароход. Они лежали на камнях у теплого моря, и воздух туманился вдали. Он брал её за руки, трогал за плечи, а она ласково улыбалась.
Она внезапно проснулась. Кругом стучало, и даже ночник не горел. Но темнота казалось полной движений, и ей показалось, что кто-то прежде коснулся её ног.
– Послушайте…
Она подумала, нет, поняла инстинктом, что есть ситуация, когда всё напрасно: упрашивать, говорить. Соседка сошла или перешла в другое купе. И было накурено, а лейтенант сидел напротив.
Такого он до сих пор не испытывал и вряд ли испытает ещё. В чём дело? Этого он не мог понять. Нечто вне его порядка вещей и куцего опыта.
– Послушайте…
Всё так несправедливо. Ему сходить. Но сойти теперь с поезда казалось несусветной глупостью. Это словно выбросить на ходу в окно свой золотой ключик или сеять деньги в Стране Дураков. Он пожалеет об этом. Обязательно. Но что же делать ему?
