– А системы? Ионку придумали… Всё коту под хвост…
– А наши “люберы” вырвались на оперативный простор и у Невмывако собственная фирма. Неплохая, говорят.
– Сева, как твоя программа “Большой гигант?” Отладил?
Севка только отмахивался.
Семёнов кивнул Мокашову:
– Привет, колобок.
– Почему колобок?
– Ото всех ушёл: и от бабушки, и от дедушки …
– Так все ушли.
– Попал всё-таки в аллею?
– Куда?
– В аллею храбрецов?
– Нет, – заулыбался Мокашов, – струсил.
– А Леночку, знаешь, отчего дергало? Статическое электричество. Кресло было изолированно.
– Где она?
– Характер подвёл. Теперь она Игунина и пилит мужа, чтобы скорее полетел.
– Поспешишь и вылетишь.
– Именно. Не кандидат?
– Поперёд шефа не могу. Вот сегодня защитится шеф и…
В стороне похаживал Игунин – будущий космонавт. Не летавший, но с повадками космонавта. По его сосредоточенности было видно – пригласили выступить.
Невмывако был здесь, улыбался всеми морщинками старческого рта.
– Значит, как у вас получилось, Борис Николаевич, ухожу, но с вашей женой. А наши-то – орлы. Звали “сапогами”, а Семёнов теперь заправляет “Каскадом” и Игунин замом директора ИМБП.
Разговор был общим и с виду бессмысленным.
– Как оно теперь. Двадцать пятый отдел, как Солермская школа здоровья, непостижимый образец.
– Хотя многие в осадок выпали. Отстали, а красноградский поезд ушёл.
– Нет, – горячился Невмывако, – я нужен был. Минотавром при Борисе Викторовиче.
– Говорю, в осадок выпали. Вы прикинулись мёртвым, а Мокашов…
– Меня не устраивал красноградский поезд, и я сошёл.
– А "Узор" – такая идеальная схема. Потрясающие двигатели…
Но кого теперь это волновало? “Всё позади, – думал Мокашов, – и космические лучи не определяют нашу жизнь. Влияют, но не определяют. Хотя формулу, возможно, назовут “формулой Протопопова-Левковича”. И пускай. Ещё не вечер и время его придёт. У него опять-таки замечательная работа. Требуется лишь капелька везения. Защитится сегодня шеф, и ему обязательно повезёт”.
