Шалеи из обозного конвоя получили возможность ненадолго покинуть свои посты, чтобы отдохнуть и пообедать в казарме.
День уже перевалил далеко за полдень, когда повозка с арестантом, сопровождаемая десятью верховыми шалеями, присоединилась к обозу, с самого утра ожидавшему ее на площади.
За сутки обоз не мог преодолеть все расстояние от Меллении до Халлата. Примерно на середине пути между двумя городами находился небольшой поселок Тиграт, где путники обычно и проводили ночь. После захвата Йера Кахимской империей Тиграт, обнесенный оборонительными сооружениями, превратился в место постоянной дислокации имперского гарнизона численностью в сотню шалеев, не считая старших командиров и гражданских служащих.
Если бы обоз выехал, как планировалось, рано утром, то еще засветло достиг бы Тиграта. Теперь же предстояло либо двигаться всю ночь без остановки, либо с наступлением темноты разбить временный лагерь где-нибудь у обочины.
Судебный вершитель Меллении начал даже подумывать о том, чтобы отложить отправку обоза на день, однако нанесший ему неожиданный визит преподобный Сирх осторожно высказал предположение, что проблемы с расковавшимися чеклаками и сломавшейся повозкой возникли, возможно, не сами собой. Вполне вероятно, сказал преподобный, что эти действия были совершены кем-то из сообщников вольных специально с целью задержать отправку арестанта. В таком случае можно ожидать, что вольные этой же ночью попытаются напасть на тюрьму, чтобы освободить своего сообщника. Мистелий Глат про себя подумал, что с таким же успехом вольные могут напасть и на обоз, но на словах согласился с Сирхом. Ему не терпелось скинуть с себя тяжкую ношу ответственности за опасного преступника, переложив ее на плечи бан-шалея, отвечающего за безопасность обоза во время всего пути следования.
Командующий конвоем бан-шалей был явно недоволен таким решением судебного вершителя, однако изменить что-либо было не в его власти. Он только бросил ненавидящий взгляд на шалея, доставившего ему от Мистелия Глата письменное предписание, и что было сил хлестнул плеткой чеклака, на котором сидел. Возмущенный такой вопиющей несправедливостью чеклак захрапел и взвился на дыбы. Однако крепкая рука опытного всадника мгновенно урезонила его.
Обоз, состоящий из восьми крытых повозок, загруженных главным образом ценными товарами, собранными налоговой службой и подлежащими отправке в метрополию, тронулся в путь.
Выбравшись за пределы города, повозки выстроились в линию и покатили быстрее. Застоявшиеся без дела чеклаки проворно отбивали копытами свой обычный ритм в дорожной пыли. Шалеи, ехавшие верхом по краям дороги, расслабленно покачивались в седлах. Бан-шалей, понимая, что добраться до Тиграта засветло им все равно не удастся, не особенно усердствовал, подгоняя возниц.
Большинство солдат, спасаясь от палящих лучей солнца, по примеру йеритов, накинули на головы белые платки с длинными концами. В городе за такое нарушение формы можно было получить строгое взыскание от командира. Но здесь, среди камней и чахлых деревьев, бан-шалей смотрел на вольности своих подчиненных сквозь пальцы.
Он и сам прекрасно понимал, что с кожаным шлемом на голове по жаре долго не попутешествуешь. Да, честно признаться, вся военная форма шалеев мало подходила для нестерпимой духоты и жары, царящих в Йере едва ли не круглый год. Гражданские служащие, прибывающие в Йер из Кахима, сразу же облачались в одежду, подобную той, которую носили богатые йериты. А вот шалеи были вынуждены таскать на себе свои тяжелые, не пропускающие воздух кожаные доспехи, защищенные нашитыми поверх них металлическими пластинами. Что ж, жаловаться не приходилось, – за это им и платили.
Больше всего шалеи радовались в Йере периоду дождей, когда вода низвергалась с неба сплошным потоком, превращая дороги в непролазные топи. На улицу лучше было и вовсе не высовываться, потому что на расстоянии вытянутой руки невозможно было ничего разглядеть. На месяц, пока шел кажущийся нескончаемым ливень, жизнь в Йере замирала. Даже вольные не беспокоили имперских подданных. Шалеям оставалось только сидеть в казармах, пить вино, играть в треугольники, да время от времени поглядывать в окно, чтобы убедиться, что ливень пока еще не превратился во всемирный потоп.
Миновав окружающую Меллению каменистую равнину, обоз, не сворачивая с основной дороги, углубился в лес.
Повозка с клеткой, в которой находился Граис, ехала четвертой от начала колонны. Матерчатый полог, делавший ее неотличимой от остальных, одновременно укрывал Граиса от жары и солнца. Двое шалеев, наблюдавших за пленником, сидели в конце повозки. Настроенные вполне благодушно, они делились с арестантом припасенной водой, а один из них даже попытался заговорить с Граисом. Солдата интересовало, каким образом Граису с сообщниками удалось сбежать из столичной тюрьмы. Граис отвечать отказался, сославшись на то, что план побега принадлежал не ему, а сам он так перепугался, что толком ничего и не помнит.
– А в Меллению зачем пришел? – спросил шалей. – Знал ведь, наверное, что здесь тебя могут схватить?
– Мы не выбираем свой Путь, а следуем тем, который указывает нам Поднебесный, – ответил на это Граис.
– Не пойму я этих йеритов с их Поднебесным, – обратился шалей к своему напарнику. – Какой толк в боге, который все решает за тебя? Вот я, например, обращаюсь к богам только в том случае, когда мне требуется помощь в каком-то конкретном деле. Да и то особенно на нее не рассчитываю. Как будто у богов нет других дел, как только следить за тем, чем мы здесь, на земле, занимаемся.
– Все Пути, ведущие к Поднебесному, были начертаны еще до сотворения мира, – сказал Граис. – Рождаясь, мы оказываемся в начале того или иного Пути, и наша задача – сделать его как можно прямее и короче.
– Это что же, выходит, вы стремитесь поскорее помереть? – удивился шалей.
– Смерть – это еще не конец Пути, – возразил ему Граис.
– Нет, здесь ты меня своими учеными штучками не проведешь, – хитро улыбнувшись, погрозил Граису пальцем шалей. – Умер – значит, все! Слышал я рассказы о мертвецах, встающих из могил, да только сам ни одного не видел. И не знаю никого, кто видел бы такое собственными глазами. А за свою жизнь мертвецов я повидал немало.
– Да и почему-то никто не торопится умереть, – поддержал его другой шалей.
– Я говорю не о теле человека, которое, по сути своей, всего лишь бренная оболочка, – сказал Граис, – а о заключенном в ней бессмертном духе.
– Ну, если говорить о бессмертии, то я предпочел бы вечное существование в своем собственном теле, – улыбнулся шалей. – Дух, как мне кажется, имеет некоторые существенные недостатки.
– Например?
– Например, он не может насладиться стаканчиком доброго вина. Кроме того, будучи бесплотным, дух не сумеет обнять и прижать к себе приглянувшуюся ему красотку.
– Ты судишь о способностях и недостатках духа с точки зрения чисто человеческих потребностей, – возразил Граис.
– Естественно, – кивнул шалей. – Ведь я – человек.
