Вздрогнув от неожиданности, пленник пристальнее всмотрелся в лицо Граиса, который до этого был для него всего лишь одним из многих других окружающих его странных людей, совершающих непонятные поступки и упорно продолжающих шагать в пасть смерти, словно в этом для них заключался высочайший смысл жизни.
– Граис? – не веря своим глазам, удивленно произнес Килос. – Граис из Сиптима?.. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!
– То же самое я могу сказать и про тебя, Килос, – улыбнулся Граис.
– Я вижу, вы знакомы? – поднявшись на ноги, Аствир удивленно посмотрел сначала на Килоса, а затем повернулся в сторону Граиса. – Ты знаешь, кто этот человек?
Широко расставив ноги и засунув руки глубоко в карманы коротких штанов, он стоял напротив ксеноса, ожидая ответа.
В первое мгновение Граис решил было скрыть то, что Килос является сыном Сирха. Но, едва взглянув в холодные глаза Аствира, он понял, что тому уже все известно про пленника, – Килос сам назвал себя. Вопрос был задан Граису с целью удостовериться в его лояльности.
– Это Килос, сын преподобного Сирха, – сказал Граис и после короткой паузы добавил: – Развяжите его.
– Разве в этом есть необходимость? – быстро спросил Касат.
– Развяжите его, или я ничего не стану делать, – не повышая голоса, повторил свое требование Граис.
– Развяжи, – приказал Аствир своему подручному, указав взглядом на Килоса.
Йерит незамедлительно выполнил распоряжение предводителя.
Согнув руки, Килос с наслаждением потер затекшие запястья.
– Присаживайся, – Граис указал Килосу на камень и сам сел напротив.
Чуть в стороне от них опустился на валун Аствир.
– Твое имя сейчас произносится в Йере чаще, чем имя самого Поднебесного, – Килос обращался только к Граису, демонстративно игнорируя присутствие вольных. – Но отец, на днях приехавший в Халлат, говорил, что человек, бежавший из столичной тюрьмы, а затем схваченный в Меллении, это самозванец, выдающий себя за Граиса из Сиптима. – Килос изучающе посмотрел на Граиса. – А, может быть, ты и в самом деле самозванец?
– У тебя есть какие-то основания так думать? – спросил Граис.
– Отец не узнал тебя. А он в свое время был близко знаком с Граисом.
– Скажем так: он узнал меня, но не хотел, чтобы кому-то стало об этом известно. Так же, как признал меня и Минос, который тоже был моим учеником. Иначе, зачем он предупредил вольных о том, что меня схватили в Меллении и везут в Халлат?
– Это сделал Минос? – не смог скрыть своего изумления Килос. – Этот трус и размазня, все время отирающийся возле ног моего отца?
– Разделяю твое удивление, – наклонил голову Граис. – Но тем не менее именно так все и было. А, как ты сам прекрасно понимаешь, Минос не стал бы действовать по собственной инициативе. У него для этого просто не хватило бы храбрости и силы воли. А вот приказа Сирха он ослушаться не посмел бы.
– Пожалуй, что так, – согласился с доводами Граиса Килос. – И все же мне странно видеть тебя среди вольных.
– Почему? – Граис удивленно наклонил голову к плечу.
– Мне кажется, что методы борьбы, исповедуемые вольными, полностью противоречат твоему учению, в основе которого лежат идеи ненасилия и непротивления злу, – ответил Килос.
– Надо же, – одобрительно качнул головой Граис. – По-моему, ты первый, кто обратил на это внимание. Все остальные, похоже, считают, что могут свободно брать из моего учения только те фрагменты, которые отвечают их запросам.
Как и в первую встречу с Килосом, Граис отметил, что юноша отличается живым и пытливым умом, а также наблюдательностью, способностью к анализу и самокритичностью, – сочетание качеств, дающее возможность их обладателю достичь невиданных высот при условии, что он изберет для себя верный путь. Килос, общение с которым доставляло ксеносу истинное удовольствие, пока еще, как видел Граис, находится на распутье. Его разум все еще имел сильных конкурентов в лице врожденной эмоциональности и некоторой нервозной импульсивности, присущих юноше.
Аствир, внимательно слушавший разговор Граиса и Килоса, который пока еще был довольно далек от интересующей его темы, никоим образом не проявлял своего нетерпения. В отличие от Малтука, который, как обычно, никак не мог найти места для своих рук и от раздражения, вызванного сим фактом, едва ли не подпрыгивал на месте.
– Так как же тебя угораздило попасть в плен? – спросил Граис у Килоса.
– Я сам искал встречи с вольными, – ответил Килос и, бросив взгляд в сторону Аствира, специально для него добавил: – Не знал, что у них принято держать друзей под замком со связанными руками.
– Тебя хотя бы накормили? – спросил Граис.
– Да, на это жаловаться не приходится, – кивнул Килос.
– С какой целью ты искал вольных?
Аствир едва заметно двинул плечами, словно пытаясь освободиться от сковавшего их напряжения. Быстро глянув в его сторону, Килос улыбнулся.
– Я хотел предупредить их о том, что наместник готовится в ближайшее время провести крупномасштабную операцию по уничтожению лагерей вольных, местоположение которых ему прекрасно известно…
– Почему же в таком случае он не нападал на нас прежде?! – не смог удержаться от вопроса Малтук.
– Потому что в этом не было необходимости, – по-прежнему обращаясь лишь к Граису, ответил Килос. – Прежде он не воспринимал вольных как реальную угрозу.
– Что же заставило наместника изменить свое мнение? – спросил Граис.
– Беседа с отцом, который, как я уже сказал, на днях прибыл в Халлат, – сказал Килос. – От отца же я и узнал о готовящейся операции.
– О чем же Сирх беседовал с наместником?
– Точно не знаю. Об этой беседе мне известно только со слов отца. Но, насколько я понял, именно факт твоего побега из халлатской тюрьмы, а затем и нападение вольных на конвой, сопровождавший тебя в столицу, сыграли решающую роль в согласии наместника с выводами Сирха о том, что действия вольных в ближайшее время могут принять необратимый и неконтролируемый характер.
– Неконтролируемый? – тут же переспросил Аствир. – Что ты хочешь этим сказать? Каким образом наместник может осуществлять контроль за вольными?
– Не знаю, – покачал головой Килос. – Но, судя по всему, наместник неплохо осведомлен обо всем, что у вас здесь происходит. Вольных он использовал так же, как проповеди Сирха, – в качестве клапана, через который время от времени можно сбрасывать возмущение и протест, скапливающиеся в народных массах.
– С Сирхом он явно перегнул палку, – заметил Граис.
– Лично мне ситуация видится следующим образом, – продолжал Килос. – До недавних пор Сирх и вольные представляли собой две стороны одной медали. Ни одна из сторон не была способна реально влиять на обстановку в Йере, но любая из них давала возможность йеритам либо продолжать жить надеждой, либо выражать свой протест в форме, ни для кого не представляющей реальной угрозы. Наместнику же оставалось лишь следить за тем, чтобы весы находились в равновесии. Сейчас наместнику кажется, что вольные начинают перетягивать свою чашу весов, поэтому он и хочет восстановить равновесие.
