– Это ты сейчас определил? – спросил Гилех.
– Вот – световой индикатор на ДНК-схемах передатчика. Видите? Мигает. Помните огоньки на корпусе? Передатчик цел и зациклен на ядре… Так просто не удастся его отключить.
Инженер продолжил осмотр.
– Он здесь уже триста лет. Но генетическая связь корабля работает. Поэтому и удаётся так долго поддерживать баланс. Видите эти данные? Каждые десять лет кто-то совершает генетический обмен… И, по всей видимости, делал это совсем недавно…
– Кто? – рассмеялась Ним. – Призраки астронавтов?
– Разберёмся, – сказал инженер и вновь уткнулся в схемы. – А вот и вторая странность. Большая часть энергии беспрерывно подаётся в конкретное место… Сюда!
Он дотронулся до непонятного символа на реле. В задней части рубки вспыхнул свет, и ноздреватая переборка уехала вверх, открывая взору нишу с десятью прозрачными цилиндрами, наполненными анабиотической субстанцией. В девяти из них застыли человеческие фигуры, один пустовал.
– Джамрану, – выдохнул Рокен. – Вот и экипаж.
– Теперь понятно, – улыбнулся Гилех.
– Поэтому приборы и не зафиксировали биологическую активность, – заметил Миритин.
Они подошли ближе, разглядывая спящих в анабиозе астронавтов.
Четверо мужчин и пять женщин в комбинезонах из тонкой эластичной ткани, словно вторая кожа, погружённые в голубоватое желеобразное вещество. Все до единого в масках. На груди прикреплены датчики.
– Живы, – констатировал Гилех, сняв показания.
– И здоровы, – подтвердил инженер.
– Не все, – сказал Рокен. – Один цилиндр пустой.
– Ну и что с того? – не понял Гэбриэл. – Запасной.
– Вряд ли, – покачал головой Рокен. – В прежние времена джамрану отправлялись в экспедиции только чётным числом. Равное количество мужчин и женщин, чтобы не напрягаться с обменом… Значит, кто-то один мёртв, и нам следовало бы пошарить за бортом. Или на корабле есть холодильник.
– Впервые вижу живых традиционалистов, – Ним во все глаза таращилась на ближайшего к ней мужчину, довольно высокого и крупного, для джамрану. – О! Что это?
– Думаю, капитан, – ответил Рокен. – Кольцо на пальце…
– Сама вижу, что капитан! – перебила его Ним. – Что это у него на запястьях и предплечьях?
– Где?
– Вот, – она ткнула пальцем в цилиндр. – Костяные шипы, как у джаммов. Причём, у всех. У них джаммогения? Или частичная трансформация?
– Нет, – рассмеялся генетик и снисходительно добавил:
– Это же традиционалисты, детка. Ты прогуливала уроки генетической истории?
Нимрадилль насупилась.
– Так точно. Не особенно жаловала эту тягомотину.
– А зря, милая. Тогда бы ты знала, что шипы на предплечьях в составе генетической оболочки – отличительный признак традиционалистов. Реформисты убрали ненужные хромосомы из своего внешнего генома. Поскольку считали, что шипы побуждают к агрессии… Это неудобно и нерационально.
– А, по-моему, прекрасная защита и оружие хоть куда, – заявила Ним.
– Традиционалисты рассуждали так же, – заметил Рокен. – И спорили с реформистами, которые сохранили этот признак только в базовом геноме и облике джамма.
– Загадка корабельного ДНК-баланса разгадана, – подытожил Гилех. – Вероятно, капсула капитана запрограммирована так, что он раз в десять лет просыпается, пробуждает кого-нибудь из женщин, совершает обмен, и они снова погружаются в анабиоз.
– Долго же им удалось протянуть, – отозвался бортинженер.
– Они стремились выжить, уверенные, что за ними вернутся, – добавил Рокен.
– Но за ними не вернулись, – вздохнул Гилех. – Почему-то. Что же случилось?
– Это необходимо выяснить, – сказал Фиримин и указал на цилиндры. – Технологии очень древние. Мы уже давно не используем анабиотические цилиндры. С тех пор как изобрели стазисное поле.
– Такие древние, что время у них на исходе, – сообщил инженер. – Ядро слабеет. До следующего обмена они бы не дотянули. Некому было бы просыпаться…
А Ним как представила себе это, так и вцепилась в плечо Рокена.
– Ты чего? – поморщился он.
– Так… Триста лет подо льдом, обмен раз в десять лет… Всеми забытые и покинутые, – её пробрала дрожь. – Бррр…
Но шипы впечатлили.
– Хочу такие же, – мечтательно проговорила она.
– А больше ты ничего не хочешь? – Рокен поспешно оттащил её от цилиндров. – Мне столько усилий стоило излечить тебя от джаммогении.
– Ну, надо же, бедненький, – фыркнула Нимрадилль. – Перетрудился.
– Надо досконально обследовать корабль, – пришёл к выводу Гилех. – В компьютере должны быть записи, информация.
– А может, поступим проще, – предложил Гэбриэл. – Разбудим этих и спросим.
– Ни в коем случае! – в один голос воскликнули учёные-джамрану и бортинженер.
– Почему? – удивился разбойник. – Они же ваши сородичи.
– Ага, – усмехнулся Рокен. – Ты не в курсе. Это, прежде всего, традиционалисты. Как говорит Ева, не буди лихо, пока оно тихо…
– Это точно, – подхватил Гилех. – Доставим их капитану. Пусть сам и решает.
– Но вы так стремились их найти, – недоумевал Гэбриэл.
– Вот и нашли. И хорошо, что в таком состоянии, – ухмыльнулся генетик. – Иначе, уносили бы ноги. Только убедились бы, что они существуют, но дорогу домой забыли… Ты вот, тоже не горел желанием привечать своих родичей.
Гэбрил вынужден был согласиться.
– Пойдём, я тебе кое-что расскажу вкратце, о нас и о них…
Гилех остался в рубке, пытаясь разобраться с кодами ДНК-компьютера. Инженер спустился в технический, где оставил андроида. Миритин ещё раз изучил показания приборов, убедился, что состояние экипажа пока в норме и отправился на среднюю палубу. Там он заприметил древний, но прекрасно укомплектованный медотсек. Фиримин с Рокеном обосновались в лаборатории с хранилищем генетических образцов. Ним с любопытством уселась за штурвал.
– Какой антиквариат!
Хотя, после звездолётиков линдри… Чего уж тут выпендриваться.
А Гэбриэл опять слонялся по коридорам и наткнулся на камбуз с множеством шкафчиков, откуда посыпались вакуумные упаковки с пайками. Когда он вздумал там пошарить, по старой разбойничьей привычке. И больше ничего ценного… Гэбриэл как раз размышлял над джамранскими чудачествами, когда раздался истеричный вопль Зверя:
– Аааа! Гэээб! Нас окружили!!! Они требуют капитана…
Не успел капитан наорать на Зверя-паникёра, как из коммуникатора послышался взволнованный голос вахтенного Дагена:
