Спустя десять минут приступ, охвативший так внезапно его, прекратился, и он немного успокоился. Его сознание вновь вернулось, и его посетила мысль: «Что она хотела сказать? — он думал о последних минутах жизни матери. — Она протянула ему слабую руку, но ничего не промолвила … Те, кто уходят навсегда, тоже боятся одиночества, она не хотела терять, — внезапно подумал он. — Что это? Почему я об этом думаю? Может, это ее последние слова, которые она так и не смогла произнести. Ее рука была в моей руке. Она не смогла это сообщить мне из-за чувств, переполняющих ее, также, как и я не смог сказать врачу, что ее больше нет. Возможно, я, отвечаю врачу, неосознанно пытался вырвать ее из цепких лап смерти — я не верил, что ее больше нет, поэтому не мог с первого раза вымолвить врачу эти страшные слова: «она умерла». Я чувствовал тогда, как эти слова полоснули меня по сердцу, оставив навсегда открытую рану».
Александр больше не мог видеть и слышать душевные страдания. Он обратился к Мору:
— Ты можешь дать ей жизнь? — он с надеждой смотрел в голубые, почти прозрачные глаза Мора.
Он покачал головой.
— Я могу лишь завершить ее, — ответил Мор.
Александр вспомнил те многочисленные сложные превращения, на заре жизни организма, которые Мор демонстрировал ему.
— Почему рождение такое заботливое и продуманное, а смерть жестокая и непредсказуемая?
— Может для того, чтобы человек через душеные страдания задумался о смерти и постарался что-то изменить в легкомысленной, порой необузданной жизни, научился ее ценить, — загадочно ответил Мор.
Комната исчезла, город покрылся дымкой, и корабль, поднявшись к облакам, умчался прочь.
— Я покажу тебе еще один случай, доказывающий, что нет справедливого бога, — сказал Мор. Его глаза вновь приобрели синий цвет, а черная рубашка превратилась в белую. — Он вот-вот произойдет.
Под прозрачной палубой Корабля времени, Александр увидел поселок. Домов здесь было немного — одноэтажные, старой постройки, деревянные домики, в которых жили сельские жители. По двору ходили куры, голосистый петух, с отсутствующими перьями на длинной шее, поднял голову и громко закукарекал. Небо было полно серых мрачных туч, нависших своими рваными лохмотьями над желтыми полями.
Александр и Мор сквозь старую черепичную крышу, словно приведения, проникли внутрь дома. Здесь за столом сидели трое людей: двое мальчиков и молодая женщина. Одному мальчугану было восемь, другому — пять. Семья обедала.
— Мама, а папа поиграет с нами завтра? — спросил старший мальчик.
— Завтра суббота, — задумчиво сказала женщина. — Мы собирались пойти к тетке Любе.
— Но он обещал поиграть в солдатики, — вспомнил мальчик.
Младший братик ковырял ложкой в тарелке. Мать взяла у него ложечку и поднесла ее к его рту.
— Господи, когда ты повзрослеешь и начнешь кушать сам, — недовольно, с легким раздражением сказала мать.
— Ну, мама! — настаивал старший мальчик.
— Чего тебе? — спросила мать, о чем-то размышляя.
— Папа останется с нами?
— Останется, останется. Вот только поможет мне.
— А можно мы поиграем в войну?
— Нет, — ответила женщина, — вы же знаете, далеко уходить нельзя.
— Нет, мы только во дворе, как вчера, — настаивал мальчик.
— Я сказала, нет, — отрезала мать.
— Но мы с папой уже играли.
— Вот когда будете с папой …
— А можно тогда в солдатики, мы в песочнице, во дворе, ну пожалуйста, — умолял мальчик.
— Ладно, вот братик твой поест и пойдете, — сдалась мать.
— Здорово, ну ешь давай быстрей, — сказал старший брат, глядя на младшего.
— Не хочу, — ответил младший братик.
— Почему? — спросила мать.
— Она невкусная.
— Другой нет. Я … я дам тебе конфету.
— Те, что отец вчера принес? — спросил старший сын.
— Да, а что? Ты их уже съел?
Мальчик виновато опустил глаза.
— Ясно, — мать поняла, что конфет уже не было и ей нечем привлечь младшего сына к еде. — Ладно, давай еще две ложки, и можете идти. — Она вспомнила, что собиралась постирать после обеда.
Пока младший братик доедал кашу, старший уже выскочил из-за стола и побежал в комнату за коробкой с солдатиками. Спустя десять минут оба мальчика выбежали довольные, в предвкушении игры, во двор. Они построили в песке оборонительные укрепления, расставили пластмассовых солдатиков и начали детскую игру. Атаковали красные, синие и черные оборонялись. Дети, охваченные азартом, производили крики, озвучивая выстрелы. Песок разлетался, крепость, построенная ими, рушилась и строилась вновь. Безграничный детский азарт овладел ими.
Александр улыбнулся, наблюдая за детской игрой, вспоминая себя в ранние детские годы.
— Я тоже так когда-то безудержно резвился, — сказал Александр, глядя на Мора.
— Дети самые удивительные создания, — ответил Мор. — Я уже давно наблюдаю за человеческим родом.
— И в чем их особенность, они ведь ничего не знают?
— Вот именно, ничего не знают, — согласился Мор, он поманил Александра за собой, и они вновь вернулись в дом.
В одной из комнат, где повсюду лежали детские игрушки, на стенах висели фотографии мальчиков, снятые в разные годы их развития. Дети улыбались, невольно дарили радость обитателям дома.
— Дети рождаются с чистыми душами. Но стоит им окунуться в общество людей и они меняются. Их детские души подобны кристально чистым слезам господа, падающим в грязные и мутные воды, и принимающие те же смрадные выцветшие тона тяжелой порочной жизни людей, — сказл с грустью Мор.
Он подошел к одной из фотографий, где любящий отец — крупный широкоплечий мужчина, стоял у дома в обнимку с двумя сынишками.
— Кто он? — спросил Александр.
— Он тракторист, пахарь. Сейчас он работает в поле, у него тяжелая работа, но мирная, тогда как … все мужчины этого поселка … только он остался, остальные …
Мор не договаривал и Александр заподозрил что-то неладное. Он хотел спросить его, чтобы разъяснить для себя вопросы, но увидел позади Мора тень. Александр насторожился, он вспомнил, как позади Мора образовывались призрачные тени, от которых веяло смертью. Это происходило всякий раз, когда происходила чья-то гибель. Жуткая тишина спустилась откуда-то сверху и наполнила комнаты. Тени сгущались, они уже приобретали угрожающие зловещие формы. Александр с ужасом глянул в глаза Мора и заметил, что их синий цвет побледнел. Короткий гул словно оборванный раскатистый гром, раздался за окном, а спустя мгновение пронзительный, оглушающий взрыв прозвучал во дворе. С треском вылетела рама из основания, разбились стекла, затрещали стены, и посыпалась штукатурка, наполнив комнату серым туманом. Какая-то неясная, пугающая боль проникла в сердце Александра, заставляя его выбежать во двор. Мор дотронулся до руки Александра, останавливая его.
