– Я хочу попробовать написать роман. Фантастический, естественно.
– Лавры Трепищева не дают спать спокойно? – усмехнулся Витька.
– Я подумал, что это самая удачная форма, в которую можно облечь ту историю, которую предстоит рассказать.
– Что ж, флаг тебе в руки.
Витька перегнулся через подлокотник, чтобы поставить кружку на стол.
И в этот момент аляпистая пластмассовая ваза с искусственными цветами поползла по полированной поверхности стола в его сторону. Быстро набирая скорость, она разогналась настолько, что Витька едва успел поймать ее на краю.
Он посмотрел на меня шальным взглядом.
– Только не говори мне, что это…
– Ты угадал, это Менелай, – улыбнулся я. – Он решил остаться со мной.
Витька поставил вазу в центр стола.
– Ну и как он, не очень тебе досаждает?
– Совсем наоборот, мне даже удалось пристроить его к работе по хозяйству. Но все же он как был, так и остался буйным духом, ему порою хочется что-нибудь разбить или на худой конец хотя бы просто опрокинуть. Поэтому я и купил ему пластмассовую вазочку, чтобы не покупать через день новую.
Витька посмотрел по сторонам, затем глянул на потолок и в углы, словно надеялся увидеть хотя бы тень Менелая.
– У меня и к нему имеется пара вопросов, – сказал Витька.
Протяжный и требовательный звонок в дверь не дал нам продолжить беседу.
– Кого там еще принесло? – недовольно проворчал я, поднимаясь на ноги.
Пройдя в коридор, я открыл дверь.
На пороге стоял мой сосед-порнограф.
– Анатолий Иванович, я принес вам свою новую книгу, – заискивающе улыбаясь, сообщил он.
– «Пес войны»? – спросил я.
Брови Трепищева изумленно взлетели вверх.
– Откуда вам известно? Этой книги пока еще нет ни в одном магазине. Мне в издательстве дали пару сигнальных экземпляров.
– У меня имеются свои источники информации. – Я постарался придать лицу загадочное выражение.
– Да, конечно, я понимаю.
Лицо Трепищева приобрело сосредоточенно-серьезное выражение, из чего я сделал неутешительный вывод, что для него я по-прежнему остаюсь секретным агентом. Вот только на какую из спецслужб я работал в данном варианте реальности, сам я не имел ни малейшего представления. А спрашивать об этом писателя было как-то неудобно.
– Это вам. – Трепищев протянул мне книжку в яркой глянцевой обложке, на которой была изображена полуголая девица на фоне пушки, взглянув на которую я понял, что Агамемнон все ж таки сумел настоять на своей трактовке данного образа.
Принимая книгу из рук автора, я обратил внимание на связку ключей, висевшую у него на мизинце. Вместе с ключами на кольце болтался и небольшой брелок грушевидной формы.
– А это для вашего друга. – Трепищев протянул мне еще одну книгу. – Там есть благодарственная надпись.
Я как бы невзначай глянул через плечо в комнату. Витька, вжавшись в кресло, отчаянно махал руками, умоляя меня ни в коем случае не говорить Трепищеву, что он сейчас здесь.
Поблагодарив Трепищева, я закрыл дверь, вернулся в комнату и протянул Витьке его экземпляр книги.
– А девочка ничего получилась, – скабрезно оскалился Витька, взглянув на обложку.
– Ты лучше посмотри, что написал для тебя наш друг, – посоветовал я.
Витька открыл книгу на первой странице.
– «С самой искренней благодарностью тому, кто наполнил мое творчество смыслом», – прочитал он.
– Это похоже на признание в любви.
– А… – Витька захлопнул книжку и швырнул ее на стол. – Давай лучше поговорим о спасении человечества.
На этом, наверное, стоит закончить эту длинную и не до конца понятную даже мне самому историю. Для меня, точно так же, как для любого из нас, будущее сокрыто покровом тайны. Мы можем только что-то предполагать, о чем-то догадываться – не более того.
Но прежде мне хотелось бы задать один вопрос: разве каждый из нас хотя бы раз в жизни не испытывал пугающего и одновременно волнующего чувства, когда кажется, что ты стоишь на самом краю бездны? Ведь бывало же, правда? Душа сжимается в комок, но одновременно чувствуешь, что ты способен раскинуть руки в стороны, оттолкнуться посильнее и полететь.
Так, может быть, это неспроста? Быть может, это не просто необычное состояние уставшего организма и не следствие легкого нервного расстройства, а заложенное в нас на генетическом уровне предчувствие того, что должно непременно произойти?
Я ответа на этот вопрос не знаю…
