Но замереть на лестнице, под прицелами снайперов, засевших на крыше гэбухи, меня заставило нечто иное, нежели странный вид здания Комитета. В самом центре Лубянской площади, на маленьком зеленом островке, окруженном со всех сторон проезжей частью, словно перст, нацеленный в небо, торчал гигантский Железный Феликс, который в той реальности, которую я помнил, был снят с постамента году, кажется, в 91-м.
Однако, кроме меня, сей факт ни у кого более не вызвал потрясения или хотя бы легкого недоумения. Следовательно, в этом мире все так и должно было обстоять: Президентский дворец в здании КГБ и Феликс на своем законном месте посреди Лубянской площади.
В подземном переходе, куда мы спустились, не так давно тоже велись ожесточенные бои. Со стен, покрытых глубокими выбоинами и черной гарью, почти вся плитка была сбита пулями. От ларьков и небольших магазинчиков остались только обгоревшие остовы. Тут и там на полу валялись какие-то бесформенные предметы, которые я в первый момент принял за тела погибших. На самом деле это были кучи мусора, непонятно каким образом попавшие в подземный переход. Ошибиться было несложно – света в переходе не было, и в трех-четырех шагах от выхода все тонуло в непроглядном мраке.
Я нечасто бывал в переходах под Лубянской площадью, но помнил, что проходов там много. Заплутать в них можно было и при полной освещенности, и даже при наличии указателей, информирующих о том, в какую сторону следует свернуть, чтобы выйти к нужному тебе месту. Но Федор, похоже, точно знал, куда нам следовало идти. Взяв автомат наперевес, он уверенно двинулся по темному туннелю.
Вскоре впереди показалось серое пятно тусклого света, проникающего в подземный переход через противоположный выход.
– Ну вот и дошли, – негромко произнес шагавший слева от меня Ашот.
Внезапно Федор остановился. Я понял это только, когда ткнулся в его спину.
– Тихо, – едва слышно прошептал Федор.
Мы замерли, затаив дыхание.
– Слышите?
Откуда-то справа доносился приглушенный шум и неясный гул голосов.
– Там вход в метро, – шепотом сообщил Ашот.
Не успел он это сказать, как темноту прорезал узкий луч яркого света.
Федор отпрыгнул к стене и присел на корточки, выставив автомат перед собой. Витька и Ашот тут же повторили этот маневр. Я присоединился к ним после секундной задержки.
Скользнув по стене, луч света, источником которого скорее всего был хороший ручной фонарик, переместился в сторону. Я увидел разбитые стеклянные двери входа в метро, ряд покореженных турникетов за ними и человеческие тени на стенах. Только тени – самих людей я рассмотреть не успел.
– Вэвэшники, – прошептал Ашот. – Засаду готовят.
– Слишком много их для засады, – также шепотом возразил ему Федор. – Похоже, это прорыв.
– Прорыв, да? – В голосе Ашота явственно прозвучало недоверие. – Площадь блокирована со всех сторон.
– Да. Но у нас боеприпасов на пять-семь минут боя. Если не успеет подойти подкрепление, то вэвэшники, а с ними и президент, прорвутся к «Кировской». А там неподалеку стоят рязанцы, которые пока еще не решили, чью сторону принять.
В холле за разбитыми дверями огней стало больше – подошли новые люди с фонариками. Теперь уже было ясно, что там скопилось не менее полусотни вооруженных людей. А сколько их еще скрывалось внизу, одному богу было известно.
– Ашот, беги к Мовчану, – шепотом приказал Федор. – Пусть тащит сюда всех своих ребят.
– Понял, – кивнул Ашот и, пригнувшись, побежал к ближайшему выходу на поверхность.
– А нам что делать? – спросил Витька.
– Ждать, – с ледяным спокойствием ответил ему Федор. – Если Мовчан успеет до начала прорыва, можно сказать, что нам повезло. А если нет…
– Значит – не повезло, – закончил за него Витька.
– В каком смысле «не повезло»? – спросил я, уже чувствуя, что ответ, который я услышу, мне не понравится.
– Мы не должны выпустить их из метро, – сказал Федор. – Если президенту и на этот раз удастся уйти, то война еще долго не закончится.
– Но нас же всего трое! – Я невольно повысил голос.
– Тише ты, – ткнул меня локтем в бок Витька.
– Туда. – Федор стволом автомата указал на обгоревший каркас небольшого магазинчика.
Теперь, когда лучи света из метро то и дело скользили по стенам, было видно, что на нем косо висели несколько покореженных металлических листов.
Укрытие было иллюзорным. С пятнадцати метров, отделявших остов магазинчика от входа в метро, автоматная пуля пробьет такой лист навылет. Но все же лучше такое убежище, чем вообще никакого. Кроме того, мне отчаянно хотелось верить, что Мовчан со своими бравыми парнями подоспеет вовремя и нам не придется принимать неравный бой.
Сидевший на корточках рядом со мной Федор негромко хохотнул.
– Ты чего? – удивленно посмотрел я в его сторону.
Война – такая штука, что у любого в самый неподходящий момент может поехать крыша. Я так, например, уже начинал подозревать, что с моей психикой не все в порядке. Какого черта я сижу здесь, держа на коленях автомат со снятым предохранителем? Какое мне дело до вэвэшников, готовящих прорыв в сторону станции метро «Кировская», которая в моем мире давно уже переименована в «Чистые пруды»? Я не знаю даже имени президента, которого ни в коем случае нельзя выпускать из здания гэбухи. Не исключено, что, узнав причину конфликта, превратившего страну в пылающий костер, я бы встал на противоположную сторону. Да я и сейчас сомневался в том, что поступаю правильно.
В конце концов, меня ведь могли просто убить! То, что я при этом останусь жив в других вариантах реальности, возможно даже, не буду ничего помнить о том, что произошло в подземном переходе под Лубянской площадью, на которой стоит памятник Дзержинскому, сварганенный Вучетичем, почему-то казалось весьма слабым утешением.
Но, вопреки здравому смыслу, я продолжал сидеть, поджав ноги, на куче какого-то хлама, воняющего паленой резиной, и, сдерживая внутреннюю дрожь, вызванную выбросом в кровь свежей порции адреналина, ждал, что же произойдет дальше.
– Тебя удивил памятник Дзержинскому? – услышал я тихий голос Федора.
Вопрос был обращен ко мне. Но я не знал, что на него ответить. Зачем он вообще спросил об этом?
Но Федор, похоже, и не ждал, что я отвечу на его вопрос. Он задал его только для того, чтобы начать разговор.
– Его снесли лет десять тому назад, – продолжал Федор. – Тогда всем казалось, что наша жизнь в один момент круто изменится. И о гэбухе можно будет навсегда забыть. Все это время Феликс валялся на заднем дворе Дома художников на Крымской набережной. А с приходом к власти нынешнего Президента его вытащили оттуда, почистили и поставили на прежнее место.
– Весьма символичный, я бы сказал, жест, – заметил Витька.
