Чем бы ты ни занималась в жизни, я желаю тебе удачи и счастья.
Юзеф считает, что мы должны оставаться в стороне и молчать, но я чувствую, что у тебя есть право хотя бы просто об этом знать, чтобы когда-нибудь сделать выбор.
С любовью, Зофья.
— Где Марек был на прошлой неделе? — будничным тоном спросила Аня у Романа.
— О, ездил на торговую ярмарку, видел там отличное оборудование. Думаю, назаказывал нам всякого-разного.
— Неужели он может себе это позволить?
Они давно уже не называли кафе “нашим”, оно принадлежало Мареку, и все об этом знали.
— Ну, тесть его неплохо поддерживает, — сказал Роман.
— Да, до тех пор, пока он не дает повода для придирок, — заметила Аня.
— Что ты имеешь в виду? — встревоженно спросил Роман.
— Сама не знаю, — искренне ответила Аня.
Марек заглянул вечером. Она слышала, как Роман предупреждает его, что она сегодня в странном настроении, поэтому Марек пустил в ход все свои чары:
— Красавица Аня, как чудесно ты выглядишь. Будешь ли ты танцевать сегодня с мужчинами, пробуждать в них жажду, заставлять тратить деньги?
— Чтобы побыстрее окупилась блинница? — поинтересовалась она.
— Откуда ты про нее знаешь? — подозрительно спросил он.
— О, я вижу человеческие души насквозь. Вот увидела, что ты хочешь завести блинницу.
— Хм, а видишь ли ты, как одергиваешь пониже блузку с оборками и вытаскиваешь мужчин танцевать?
— Нет, этого я не вижу. Странно…
Он вернулся к Роману.
— Ты прав, она в чудном настроении, — услышала она.
Аня ушла на задний двор, нарвала цветов, поставила их в вазу и хотела подняться наверх.
— Куда ты? — Марек перегородил ей дорогу.
— Я собрала для тебя цветов. Хотела отнести их…
— Нет, не поднимайся, там ужасный беспорядок.
— То есть все как обычно?
— Аня, ты в порядке?
— Да, все отлично.
— Хорошо. Я занесу цветы наверх попозже.
— Мне остаться вечером?
— М-м… наверное, не сегодня.
— Ясно.
— Что тебе ясно? — Он был встревожен.
— Похоже, Оливия начинает что-то подозревать, но ведь ее отец должен оставаться твоим другом, чтобы оплатить все заказы с ярмарки.
— Откуда ты знаешь про ярмарку?
— Ты же сказал мне, что туда поедешь, разве не помнишь?
— Нет, не помню.
— Говорил-говорил, и Роман тоже говорил. А что?
— Ничего.
— Я права насчет отца Оливии?
— Вроде того.
— Тебе очень повезло, что ты получил это место, да, Марек?
— Да, да, очень повезло.
— А от кого ты о нем услышал?
— Не помню, это такая давняя история.
Он места себе не находил. Было странно видеть его таким. Раньше тревожиться и пугаться приходилось Ане, но только не сегодня.
Аня проработала допоздна, не танцевала, но много обслуживала столики. Затем она накинула жакет и пошла домой.
Марек бросился следом.
— Аня, что не так? Ты сегодня очень странная, — сказал он.
— Ничего. — Она продолжала идти.
— Послушай, ты же знаешь, как обстоят дела. Из-за денег мы очень зависим от отца Оливии, ведь речь идет об огромных суммах. Сейчас мы с тобой просто не можем ничего себе позволить. И конечно, маленькая Катарина взрослеет и начинает все замечать, поэтому ей нельзя так много времени проводить в кафе, а значит, мне нужно чаще бывать дома. Но ты же все это знаешь.
— Да. — Аня не останавливалась.
— Ты ведь знаешь, я люблю тебя и только тебя.
— Разумеется.
— Тогда почему ты такая злая?
— Иди, Марек, возвращайся в кафе. Юлита будет недоумевать, что же с тобой случилось.
— Юлита? — Он остановился как вкопанный. — Ты имеешь в виду Оливию.
— Нет. Я имею в виду Юлиту. Она в хорошем настроении, потому что в комнате стоит красивый букет цветов, но не понимает, почему ты не поднимаешься к ней наверх.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — выпалил он.
— До свидания, Марек.
— Что это значит? — Он выглядел почти пораженным.
— Что сказано. До свидания.
— Ты уходишь из кафе.
— Уже ушла.
— Но ты не можешь так поступить, как же твоя зарплата… и… все…
— Я взяла зарплату из кассы и оставила записку.
— Что ты будешь делать?
— Не знаю.
— Ты все переживешь — это просто глупости. Это ничего не значит.
— Нет.
— Ты пережила мой брак с Оливией. Ты вернулась в мою постель.
— Знаю. И это очень странно, не правда ли? — сказала Аня.
Они были уже почти у ее дома, и он понял, что больше сегодня ничего не добьется.
— Мы поговорим завтра, когда ты успокоишься. Говорят же, утро вечера мудренее. Может, это и правда так.
— Да. Может быть.
— Увидимся завтра, Аня.
— До свидания, Марек.
Ночью Аня не сомкнула глаз, зато многое успела сделать. Она закончила кучу шитья для мамы, аккуратно погладила все заказы и сложила их в стопочку, снабдив ярлыками. Затем она написала маме длинное письмо. Сложнее всего оказалось одолеть первые строки.
Дорогая Мамуся,
Я была тебе плохой дочерью, и я надеюсь это исправить. Я была очень, очень глупой, Мамуся, я видела любовь там, где любви не было, верила лжи и вела себя как полная дура.
Мне нужно уехать. Я все исправлю, Мамуся, поверь, я все исправлю. Я отправляюсь в Ирландию к Лидии. Но сперва я все тебе расскажу. Мамуся, лжи больше не будет. Вот моя грустная и нелепая история…
Дальше писалось легко. Ане было даже странно, почему она до сих пор не открылась Мамусе. Она собрала чемодан, а остальную одежду сложила в коробку на случай, если что-то пригодится сестрам. Сверху Аня положила зеленый жакет, тот самый, который мама когда-то отделала бархатом. Тот самый наряд, который она надела когда-то, чтобы привлечь внимание Марека.
Бело-розовую эмалевую брошь, купленную, чтобы удержать его внимание, Аня убрала в мамину шкатулку. Перед самым рассветом она принесла маме завтрак в постель. Теплый хлеб, мед и кофе с молоком.
